Иван Сергеевич Тургенев Отцы и дети в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети»

31 
перепрыгивая через канавку, – ну, так он меня просил… Я сегодня узнал о вашем приезде и уже 
был  у  вас…  (Действительно,  приятели,  возвратясь  к  себе  в  номер,  нашли  там  карточку  с 
загнутыми  углами  и  с  именем  Ситникова,  на  одной  стороне  по-французски,  на  другой  – 
славянской вязью.) Я надеюсь, вы не от губернатора? 
– Не надейтесь, мы прямо от него. 
– А! в таком случае и я к нему пойду… Евгений Васильич, познакомьте меня с вашим… 
с ними… 
– Ситников, Кирсанов, – проворчал, не останавливаясь, Базаров. 
– Мне  очень  лестно, –  начал  Ситников,  выступая  боком,  ухмыляясь  и  поспешно 
стаскивая  свои  уже  чересчур  элегантные  перчатки. –  Я  очень  много  слышал…  Я  старинный 
знакомый Евгения Васильича и могу сказать – его ученик. Я ему обязан моим перерождением… 
Аркадий  посмотрел  на  базаровского  ученика.  Тревожное  и  тупое  выражение 
сказывалось в маленьких, впрочем, приятных чертах его прилизанного лица; небольшие, словно 
вдавленные  глаза  глядели  пристально  и  беспокойно,  и  смеялся  он  беспокойно:  каким-то 
коротким, деревянным смехом. 
– Поверите ли, – продолжал он, – что  когда при мне Евгений Васильевич в первый раз 
сказал, что не должно признавать авторитетов, я почувствовал такой восторг… словно прозрел! 
«Вот, – подумал я, – наконец нашел я человека!» Кстати, Евгений Васильевич, вам непременно 
надобно  сходить  к  одной  здешней  даме,  которая  совершенно  в  состоянии  понять  вас  и  для 
которой ваше посещение будет настоящим праздником; вы, я думаю, слыхали о ней? 
– Кто такая? – произнес нехотя Базаров. 
– Кукшина,  Eudoxie,  Евдоксия  Кукшина.  Это  замечательная  натура,  emancipee16  в 
истинном смысле слова, передовая женщина. Знаете ли что? Пойдемте теперь к ней все вместе. 
Она живет отсюда в двух шагах. Мы там позавтракаем. Ведь вы еще не завтракали? 
– Нет еще. 
– Ну и прекрасно. Она, вы понимаете, разъехалась с мужем, ни от кого не зависит. 
– Хорошенькая она? – перебил Базаров. 
– Н… нет, этого нельзя сказать. 
– Так для какого же дьявола вы нас к ней зовете? 
– Ну, шутник, шутник… Она нам бутылку шампанского поставит. 
– Вот как! Сейчас виден практический человек. Кстати, ваш батюшка все по откупам? 
– По откупам, – торопливо проговорил Ситников и визгливо засмеялся. – Что же? идет? 
– Не знаю, право. 
– Ты хотел людей смотреть, ступай, – заметил вполголоса Аркадий. 
– А вы-то что ж, господин Кирсанов? – подхватил Ситников. – Пожалуйте и вы, без вас 
нельзя. 
– Да как же это мы все разом нагрянем? 
– Ничего! Кукшина – человек чудный. 
– Бутылка шампанского будет? – спросил Базаров. 
– Три! – воскликнул Ситников. – За это я ручаюсь! 
– Чем? 
– Собственною головою. 
– Лучше бы мошною батюшки. А впрочем, пойдем. 
 
 
XIII 
 
Небольшой  дворянский  домик  на  московский  манер,  в  котором  проживала  Авдотья 
Никитишна (или Евдоксия) Кукшина, находился в одной из нововыгоревших улиц города ***; 
известно,  что  наши  губернские  города  горят  через  каждые  пять  лет.  У  дверей,  над  криво 
                                                 
16 свободная от предрассудков 
(франц.)
  
 

32 
прибитою  визитною  карточкой,  виднелась  ручка  колокольчика,  и  в  передней  встретила 
пришедших  какая-то  не  то  служанка,  не  то  компаньонка  в  чепце  –  явные  признаки 
прогрессивных стремлений хозяйки. Ситников спросил, дома ли Авдотья Никитишна? 
– Это вы, Victor? – раздался тонкий голос из соседней комнаты. – Войдите. 
Женщина в чепце тотчас исчезла. 
– Я  не  один, –  промолвил  Ситников,  лихо  скидывая  свою  венгерку,  под  которою 
оказалось нечто вроде поддевки или пальто-сака, и бросая бойкий взгляд Аркадию и Базарову. 
– Все равно, – отвечал голос. – Entrez.17 
Молодые люди вошли. Комната, в которой они очутились, походила скорее на рабочий 
кабинет, чем на гостиную. Бумаги, письма, толстые нумера русских журналов, большею частью 
неразрезанные,  валялись  по  запыленным  столам;  везде  белели  разбросанные  окурки  папирос. 
На  кожаном  диване  полулежала  дама,  еще  молодая,  белокурая,  несколько  растрепанная,  в 
шелковом,  не  совсем  опрятном,  платье,  с  крупными  браслетами  на  коротеньких  руках  и 
кружевною  косынкой  на  голове.  Она  встала  с  дивана  и,  небрежно  натягивая  себе  на  плечи 
бархатную  шубку  на  пожелтелом  горностаевом  меху,  лениво  промолвила:  «Здравствуйте, 
Victor», – и пожала Ситникову руку. 
– Базаров, Кирсанов, – проговорил он отрывисто, в подражание Базарову. 
– Милости  просим, –  отвечала  Кукшина  и,  уставив  на  Базарова  свои  круглые  глаза, 
между которыми сиротливо краснел крошечный вздернутый носик, прибавила: – Я вас знаю, – 
и пожала ему руку тоже. 
Базаров  поморщился.  В  маленькой  и  невзрачной фигурке  эманципированной  женщины 
не  было  ничего  безобразного;  но  выражение  ее  лица  неприятно  действовало  на  зрителя. 
Невольно  хотелось  спросить  у  ней:  «Что  ты,  голодна?  Или  скучаешь?  Или  робеешь?  Чего  ты 
пружишься?»  И  у  ней,  как  у  Ситникова,  вечно  скребло  на  душе.  Она  говорила  и  двигалась 
очень  развязно  и  в  то  же  время  неловко:  она,  очевидно,  сама  себя  считала  за  добродушное  и 
простое существо, и между тем что бы она ни делала, вам постоянно казалось, что она именно 
это-то и не хотела сделать; все у ней выходило, как дети говорят – нарочно, то есть не просто, 
не естественно. 
– Да, да, я знаю вас, Базаров, – повторила она. (За ней водилась привычка, свойственная 
многим  провинциальным  и  московским  дамам, –  с  первого  дня  знакомства  звать  мужчин  по 
фамилии.) – Хотите сигару? 
– Сигарку  сигаркой, –  подхватил  Ситников,  который  успел  развалиться  в  креслах  и 
задрать  ногу  кверху, –  а  дайте-ка  нам  позавтракать,  мы  голодны  ужасно;  да  велите  нам 
воздвигнуть бутылочку шампанского. 
– Сибарит, – промолвила Евдоксия и засмеялась. (Когда она смеялась, ее верхняя десна 
обнажалась над зубами.) – Не правда ли, Базаров, он сибарит? 
– Я  люблю  комфорт  жизни, –  произнес  с  важностию  Ситников. –  Это  не  мешает  мне 
быть либералом. 
– Нет,  это  мешает,  мешает! –  воскликнула  Евдоксия  и  приказала,  однако,  своей 
прислужнице  распорядиться  и  насчет  завтрака,  и  насчет  шампанского. –  Как  вы  об  этом 
думаете? – прибавила она, обращаясь к Базарову. – Я уверена, вы разделяете мое мнение. 
– Ну нет, – возразил Базаров, – кусок мяса лучше куска хлеба даже с химической точки 
зрения. 
– А вы занимаетесь химией? Это моя страсть. Я даже сама выдумала одну мастику. 
– Мастику? вы? 
– Да, я. И знаете ли, с какою целью? Куклы делать, головки, чтобы не ломались. Я ведь 
тоже практическая. Но все это еще не готово. Нужно еще Либиха почитать. Кстати читали вы 
статью Кислякова о женском труде в  «Московских ведомостях»? Прочтите, пожалуйста. Ведь 
вас интересует женский вопрос? И школы тоже? Чем ваш приятель занимается? Как его зовут? 
Госпожа Кукшина роняла свои вопросы один за другим с изнеженной небрежностию, не 
дожидаясь ответов; избалованные дети так говорят со своими няньками. 
                                                 
17 Войдите 

жүктеу/скачать 0,91 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: