Нина Тумаркин Ленин жив! Культ Ленина в Советской России Адаму Уламу Предисловие к русскому изданию Первое издание книги «Ленин жив! Культ Ленина в Советской России»



бет7/19
Дата05.12.2016
өлшемі3,86 Mb.
#3229
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   19

Пятидесятилетие Ленина

Весной 1920 г. окончательная победа красных в гражданской войне стала очевидной, и недовольство масс политикой военного коммунизма проявлялось все ощутимей. Поражение социалистической революции в Германии осенью 1918 г. и постепенное возрождение капиталистической экономики в Европе после окончания первой мировой войны опрокинуло надежды, разделявшиеся в 1917 г. практически всеми большевистскими лидерами распространение революции на Запад казалось тогда неотвратимым. Советская Россия, оказавшись в изоляции, столкнулась с трудностями перехода от войны к миру, от революционной борьбы к труднейшим задачам консолидации власти и восстановления разрушенной промышленности. Значительно обострился «национальный вопрос» — по мере того, как Центральный Комитет прилагал усилия к ужесточению контроля над нерусскими областями бывшей империи. Новый организационный аппарат партии подчинял себе власть Советов в стране, а бразды правления в самой партии сосредоточивались в руках Ленина.


Восьмой съезд партии весной 1919 г. утвердил создание Политбюро и Организационного Бюро (Оргбюро), что отражало общую тенденцию к централизации внутри Коммунистической партии. Партийная дисциплина определялась как беспрекословное подчинение следующему правилу


«Все решения высших инстанций абсолютно обязательны для низших»[216].

Как мера военного времени, это постановление было приемлемо для партии в целом, однако в марте-апреле 1920 г., ввиду близящегося прекращения военных действий, усиливавшийся централизм в партии встретил на Девятом съезде решительный отпор. Ленин (как всегда, произнесший вступительную речь) подвергся особенно резким нападкам со стороны делегатов, которые усматривали в этой тенденции попытку установить в партии диктатуру центра. Лев Каменев парировал




«Да, мы управляли при помощи диктатуры… Мы должны проявлять диктатуру, основанную на полном доверии, на том, что нами взята правильная линия».

В 1919 г. партийная фракция, известная под наименованием «демократические централисты», провозгласила открытую оппозицию военному коммунизму и растущей централизации партии. На Девятом съезде один из лидеров фракции Тимофей Сапронов, предупредил о возможных последствиях продолжающегося порабощения партии ее высшими органами




«Я тогда задам вопрос т. Ленину а кто же будет назначать ЦК? А впрочем, и здесь единоначалие. Тоже здесь единоначальника назначили. Очевидно, мы до этого не дойдем, а если дойдем, то революция будет проиграна»[217].

Остродискуссионный съезд закрылся 5 апреля 1920 г. Чуть более чем через две недели предстояло пятидесятилетие Ленина. Высшие партийные сановники, воспользовавшись этим событием, сделали его поводом для многочисленных собраний в поддержку Ленина и его главенствующего положения в партии. В то же самое время Агитпроп развернул широкомасштабную агитационную кампанию вокруг Ленина, что ознаменовало собой следующий этап в конструировании культа вождя.


23 апреля 1920 г. центральная печать изобиловала приветствиями, хвалебными посланиями и стихами в честь юбилея Ленина[218]. «Правда» и «Известия» посвятили этому событию едва ли не все целиком главные полосы, опубликовав статьи ведущих членов партии, посвященные Ленину. Троцкий написал очерк, в котором стремился, в противовес интернационализму марксистского учения, изобразить Ленина преимущественно как русского лидера. В его статье «Национальное в Ленине» утверждается, что Ленин — это символ новой русской нации, а те, кто выступает против него, выступает против России. В этом очерке Ленин предстает, странным образом, мечтой славянофила. «У этого самого бесспорного из вождей пролетариата не только мужицкая внешность, но и крепкая мужицкая подоплека». Подобно Платону Каратаеву, Ленин, в трактовке Троцкого, обладает инстинктивным пониманием добра и справедливости. Ленин — это соединение России старой с Россией новой; он обладает проницательной мудростью русского крестьянина, развитой в высочайшей степени и в то же время «последним словом научной мысли». Ленин воплощает в себе жизненные силы России и потому является подлинным национальным лидером. Желая заострить свою мысль, Троцкий сравнивает Ленина с Карлом Марксом — не в пользу последнего. Маркс носил черный сюртук, Ленин одевался совершенно иначе. Стиль Маркса отличается немецкой педантичностью и перегружен изысками, тогда как Ленин пишет просто, аскетично, доходчиво для русского читателя[219].
Как Зиновьев, так и Сталин адресовали свои поздравления Ленину — создателю и движущей силе Коммунистической партии. «Говорить о Ленине — значит говорить о нашей партии», — пишет Зиновьев. — «Дать биографию Ленина — значит писать историю нашей партии». Ленин для Коммунистической партии — то же самое, что Дарвин для естествознания и Маркс для политической экономии. Зиновьев делает обзор жизненного пути Ленина, начиная с того момента, когда он примкнул к рабочему движению — якобы в начале 1880-х гг… (очевиднейшее сознательное преувеличение). Ленин вел непримиримую борьбу с буржуазными либералами и народовольцами, основал и возглавил большевизм, и в конце концов привел партию к власти в России посредством «гениальной интуиции и великого сердца»[220]. Это было напоминанием членам партии без Ленина никто из них не добился бы нынешнего положения. Сталин особенно выделил тот из талантов Ленина, который позднее получил в нем самом столь опасное развитие — способность распознать «чужаков» и решимость от них отмежеваться. Сталин одобрительно отзывается о высказывании немецкого социалиста XIX века Лассаля


«Партия укрепляется тем, что очищает себя».

Он продолжает




«Ленин был тысячу раз прав, ведя партию по пути непримиримой борьбы с антипартийными и антиреволюционными элементами»[221].

Николай Бухарин, редактор «Правды», считался самым выдающимся теоретиком партии. Его очерк «Ленин как революционный теоретик» отражал собственные интересы автора. Ленин, пишет Бухарин, должен быть признан не только гениальным революционным вождем, мастером тактики, но и величайшим теоретиком. Ленин основал новую теоретическую школу, и его «Апрельские тезисы» стали «евангелием» рабочего движения[222]. Рассчитанная на крестьян газета Сосновского «Беднота» направила Ленину приветствия от имени своих читателей и назвала пятидесятилетие вождя «светлым праздником, когда умы и сердца всех направлены к тому, кто всю свою жизнь, все силы отдал делу освобождения труда»[223].


Очевидной целью этой газетной кампании было укрепить законность партийной власти посредством концентрации ее в идеализированном образе вождя, обладающего титаническими способностями и личным героизмом. Сторонники Ленина сознательно ставили знак равенства между ним и партией, поощряя традицию восхваления Ленина, в которой усматривали желаемый для себя способ выражения солидарности с политическими устремлениями режима. Ленин превращался в некую мифическую фигуру празднование дня рождения вождя делало его средоточием партийного ритуала. Общий тон пропагандистской кампании заметно отличался от бурных изъявлений гнева и ужаса, характерных для осени 1918 г. Юбилейные панегирики носили отпечаток официозности и продуманной взвешенности.
Авторов, впрочем, никак нельзя упрекнуть в неискренности. Если Ленин в женевские дни служил для большевиков объектом поклонения, то весьма вероятно, что позднее он внушал своим ближайшим сподвижникам благоговейные чувства ввиду того, что доказал умение добиваться намеченных целей. Гибкость и динамизм Ленина проистекали из его непоколебимой веры в себя, в свои способности к руководству — и теперь, в преддверии окончания гражданской войны, стало очевидным, что Ленин не только сумел привести партию к власти, но и удержать эту власть вопреки всем невероятным трудностям и препятствиям. Далее, Ленин проявил себя как добившийся наибольших успехов лидер социал-демократии, тогда как до 1917 г. ведущую роль в международном социалистическом движении играла не российская, но германская социал-демократическая партия. В 1920 г. Ленин не только стоял во главе первого государства, называвшего себя социалистическим, но и являлся также признанным лидером мирового коммунистического движения. Этим последователи Ленина, несомненно, могли гордиться. С самого начала они видели в нем вождя мировой революции, всячески подчеркивая глобальный масштаб его личности. Претензии на интернационализм свидетельствовали как о стремлении поощрить «национальную гордость великороссов» за своего вождя, так и о попытках сделать Ленина символом политической легитимности в глазах нерусского населения бывшей империи. Последнее обстоятельство приобрело особое значение для ленинского культа после 1924 г., когда в каждой республике лениниана хлынула широким потоком, вкупе с клятвенными заверениями, что Ленина обожает то или иное национальное меньшинство. Стихи в честь Ленина слагались нерусскими поэтами и до 1920 г. В 1919 г. армянский поэт воспевал Ленина как «гения, борца, вождя», и в том же году киргизский акын Токтогул создал стихотворение, озаглавленное «Что за мать родила такого сына, как Ленин!» Акцент на рождении Ленина придает стихотворению подлинно мифическую окраску


«Нам на счастье Ленин рожден, / Нам на счастье стал он вождем»[224].

Пятидесятилетие Ленина вызвало новую волну стихов, приуроченных к юбилею. В стихах Демьяна Бедного Ленин изображается капитаном корабля, ведущим судно мимо опасных скал наперекор враждебным стихиям[225]. Ленин предстает капитаном и в другом стихотворении, сознательном подражании элегии Уолта Уитмена на смерть Линкольна «О Капитан! Мой Капитан!» Поэт-сибиряк посвятил «священной памяти» Уитмена «этот радостный гимн Моему капитану»

Ленин! О Ленин! Твой рок неизменный Миру блистательный путь указал!..

[…]


О, так живи ж! Благодатный твой гений Нужен как солнце в борьбе роковой[226].

Владимир Маяковский также посвятил юбилею Ленина стихотворение, начав его с оправдания взятой на себя задачи

Я знаю — не герои низвергают революций лаву.
Сказка о героях — интеллигентская чушь!
Но кто ж удержится, чтоб славу нашему не воспеть Ильичу?..
Пожарами землю дымя, везде, где народ испленен, взрывается бомбой имя
Ленин!
Ленин!
Ленин!..
Я в Ленине мира веру славлю и веру мою[227].

Заявление Маяковского о вере в Ленина эхом отозвалось в печатной кампании 23 апреля 1920 г., настойчиво подчеркивавшей неразрывность эмоциональной связи между Лениным и народом. Статья в «Бедноте» утверждала, что «трудящиеся массы крепко верят в своего вождя». «Беднота» опубликовала также воспоминания об отклике крестьян на декрет о земле, принятый в октябре 1917-го. «Как волшебник этот Ленин! — сказал крестьянин, услышав об этом декрете. — была земля у помещиков, теперь — наша». «А он не обманет, Ленин?» — спросил у него сосед. Автор вспоминает, как стал разъяснять им, что Ленин посвятил всю свою жизнь народу. Тогда, по его словам, все собравшиеся (человек двадцать крестьян) устроили митинг, на котором единодушно провозгласили «Такой не обманет!» В той же газете была помешена заметка одной крестьянки, которая посетила Ленина в Кремле и так описала поведение вождя




«И как он был все время приветлив, так внимателен, что и выразить нельзя. Отец родной и только»[228].

Не только печать, но и агитационные плакаты выдвигали на передний план тему связи Ленина с народом. К юбилею был выпущен специальный плакат, с изображением взирающих на портрет Ленина крестьянина и рабочего и надписью «Да здравствует наш Ильич!»


В ходе развернутой кампании Агитпроп издал две популярные биографии Ленина, приурочив их выход к районным партийным конференциям, проходившим в дни юбилея. Тираж одной из биографий превысил громадную цифру — 200 000 экземпляров. Автор ее, В. И. Невский являлся членом президиума Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и возглавлял отдел по работе в деревне ЦК партии. Впоследствии он стал видным партийным историком. Однако в написанной Невским биографии научность отсутствует это — чистая политика. Биография, напоминающая волшебную сказку, начинается с торжественного описания рождения удивительного младенца


«Пятьдесят лет тому назад, когда в России еще царствовал царь Александр И, когда, стало быть, трудящемуся народу жилось очень тяжко под гнетом помещика и капиталиста, в городе Симбирске, в небогатой семье родился мальчик, которому потом выпало на долю вместе с рабочими и крестьянами отобрать у помещиков… землю, освободить рабочего… и начать коренное переустройство всего мира».

Дети Ульяновых унаследовали от своих родителей любовь к угнетенным и обездоленным. Александр Ульянов «пошел против царя и помещиков», однако был схвачен и повешен. Владимир Ульянов «не испугался царских угроз и виселиц, а задумался над тем, какими мерами и как лучше помочь народу освободиться не только от царей, но и от всякого угнетения». Ради этой цели он с жаром принялся за учебу. Позже он вступил в тайный союз с «людьми, которые называли себя социал-демократами», которые хотели отдать всю землю и богатство трудящимся. Из-за этого Ленина посадили в тюрьму и сослали в Сибирь. «Но разве могли сломить такого человека, как Владимир Ильич, тюрьма и ссылка? Там он еще больше укрепился в своих прежних мыслях добиваться счастья народного». Он стал профессиональным революционером и боролся со многими противниками, однако всегда говорил правду и предсказания его всегда сбывались. «Все знают теперь, как оправдались предсказания тов. Ленина, что власть помещиков и капиталистов будет сброшена рабочими и крестьянами, что эта власть перейдет в руки трудящихся». И в гражданской войне враг был побежден только потому, что трудящиеся храбро сражались за свободу, за землю и за Советы; только потому, что пример им подавала «Коммунистическая партия большевиков» — и потому, что Ленин неустанно призывал народ сражаться. Нет на свете любви сильнее, чем любовь трудящихся к Ленину — и столь же сильно ненавидят Ленина помещики и капиталисты. Все помнят тот страшный миг, когда «безумная женщина, слуга угнетателей, ранила тов. Ленина. Тов. Ленин жив, он еще долго будет жить, потому что в его уме есть ум сотен миллионов трудящихся, а в его сердце — кровь и любовь всего угнетенного и страдающего мира»


В биографии, написанной Невским, Ленин не подвержен переменам. Ему известно с самого начала, каким должен быть правильный путь — он указывает его и заставляет на него вступить. Для читателей-крестьян Ленин представал пророком, отзывчивым правителем, примером для подражания. Он исполнен самоотверженности, погружен в работу[229]. Эта книга — наглядный пример того, как партийная интеллигенция стремилась привлечь народные массы на свою сторону посредством образов, могущих оказаться для них привлекательными.
Другая агитационная биография, опубликованная к юбилею Ленина, представляет собой речь, первоначально произнесенную в Казанском Совете на собрании по случаю дня рождения вождя. Менее примитивная по сравнению с очерком Невского, биография затрагивает тему родственной связи Ленина с Марксом «Маркс создал коммунистическое учение; Ленин руководит претворением этого учения в жизнь». Биография была иллюстрирована в ней помещены портреты Маркса и Ленина, уже знакомых многим читателям. Здесь же — изображение Ленина-подростка в гимназической форме. В речи, обращенной к Казанскому Совету, подчеркивается связь Ленина с этим городом, что имеет целью усилить местные симпатии к вождю и вместе с тем поднять авторитет Казани в глазах общественного мнения[230]. Публикация портретов Ленина, относящихся к годам его детства и юности, стала впоследствии важной составной частью культа по другой причине этим преследовалась цель близко ознакомить население страны не просто с личностью вождя, но посвятить народ в малейшие подробности жизни Ленина, каждый этап которой был по-своему существенен.

Реакция Ленина

Заседание Казанского Совета 22 апреля было не единственным в тот день и в последующие состоялось множество собраний, посвященных юбилею Ленина. Наибольшее внимание общественности привлекло торжественное собрание, организованное Московским комитетом партии. Виднейшие партийные деятели состязались друг с другом в панегириках Ленину. Среди выступавших были Каменев, Луначарский и Сталин[231]. Сам Ленин демонстративно устранился от участия в процедуре он вошел в зал только после того, как были произнесены все речи и прочитаны все стихи. Поблагодарив аудиторию за проявленное к нему внимание, Ленин выразил удовлетворение тем, что его избавили от необходимости выслушивать хвалебные приветствия. Он высказал также надежду, что в будущем партия найдет более приемлемые способы празднования памятных годовщин.


Затем Ленин прочитал отрывок из датированной 1902 г. статьи Карла Каутского — видного немецкого социал-демократа, писавшего о меняющемся месте России в мире. В 1848 г., когда для народов настала весна, Россия была скована морозом в стране отсутствовало революционное движение, а Николай Первый являл собой оплот реакции в эпоху революций. К 1902 г. участники русского революционного движения были охвачены большим энтузиазмом, нежели их соратники на Западе возможно, «теперь им суждено стать той бурей, которая взломает лед реакции» и принесет новую весну. Ленин напомнил своим соратникам, что они теперь стражи мирового социализма. Нельзя потерять лицо и стать посмешищем. Однако им грозит именно такая опасность, если они заважничают. Положение самовлюбленного человека «глупое, позорное, смешное». Ленин высказал в заключение «пожелание, чтобы мы никоим образом не поставили нашу партию в положение зазнавшейся партии»[232].
Недовольство Ленина напыщенными и изощренными дифирамбами находилось в полном согласии с его темпераментом, с его представлениями о партии и собственной роли в ней. Ленин настолько отожествлял себя с Коммунистической партией, что в своей речи поставил между собой и партией знак равенства восхваляя Ленина, партия восхваляла себя. Вот почему он счел уместным предостеречь партийцев от «самодовольства» и «головокружения». Голова принадлежала ему, но она составляла единое целое с телом — самой партией. Публично расточаемые комплименты личным качествам и персональным успехам вождя не просто отдавали безвкусицей, но и таили в себе опасность. Бедой русских всегда была тяга к праздному мечтательству им недоставало смелости ясно видеть себя со стороны. Упоенность горделивым сознанием, что партию возглавляет «гениальный вождь», делало большевиков уязвимыми, поскольку подобное преувеличение неизбежно вводило в заблуждение.
Ленин не нуждался в лести он требовал дисциплины и усердной работы. По его убеждению, официальное низкопоклонство являлось разновидностью взятки, легким способом разрешения проблем — традицией, имевшей в недрах российской бюрократии долгую и бесславную историю несколько восторженных слов по адресу начальника — и он станет смотреть сквозь пальцы на то, что вы изо дня в день бросаете работу на час раньше. Для Ленина подобный вздор был решительно неприемлем. Кроме того, Ленин, вероятно, опасался, что восхваления его личности могут послужить примером для повседневного курения фимиама другим партийным лидерам. Достаточно вспомнить пережитый им ужас, когда ему пришлось столкнуться с тщеславием Плеханова, чтобы представить себе чувства, которые он, должно быть, испытывал, воображая поток лести и систематического (да и лицемерного) угодничества со стороны рядовых членов партии перед членами Политбюро.
И все же отношение Ленина к славословиям было явно двойственным. В присутствии льстецов он, по-видимому, чувствовал себя неловко, однако, тем не менее, не делал попыток положить конец потоку хвалебных речей. В юности к Владимиру Ульянову домочадцы начали относиться с безграничным обожанием только после смерти отца и гибели брата. Это обстоятельство, возможно, и обусловило сложный психологический комплекс, наблюдавшийся в его общении с последователями, когда он стал властителем России с одной стороны, Ленин допускал публичные восхваления; с другой — предпочитал наружную скромность и простоту манер.
Ленин терпеливо дожидался своей очереди в парикмахерскую и стремился возвращать библиотечные книги в срок[233]. Как русские, так и иностранцы единодушно отмечали в нем полное отсутствие желания выставить себя напоказ. Когда Ленин посетил деревню Кашино по случаю открытия там электростанции в 1920 г., он поразил жителей непритязательностью внешнего вида. «Удивительно! — заметила одна из крестьянок, — Такой человек, а ни кольца золотого, ни цепочки, ни часов золотых… Удивительно!» Впечатление о скромности Ленина в общении еще более усилилось, когда он представился каждому крестьянину по отдельности. Разумеется, все они знали, кто он такой, однако Ленин держался так, словно у его собеседников не было повода слышать его имя заранее[234]. Будучи Председателем Совета Народных Комиссаров, Ленин нередко подолгу задерживал в приемной иностранных сановников, пока сам беседовал с делегациями рабочих и крестьян. «Человек из народа» — вот характернейшая черта его образа. Народ, в свою очередь, одобрительно воспринимал широко рекламируемую простоту вождя. После кончины Ленина один крестьянин писал


«Он был прост с нами… проще иного из нас самих. Подойдет, бывало, к мужику в поле, разговор заведет — обо всем расспросит. Пожурит иного, что копаемся по старинке, агрономов не слушаем. И так было радостно, что самый наибольший в России человек побалакал с тобой, как твой брат крестьянин»[235].

Спокойное отношение Ленина к собственной известности отчасти, несомненно, было вызвано тем, что он прекрасно отдавал себе отчет в действенности своего имени для легитимизации и упрочения новой власти. Луначарский однажды заметил




«Я думаю, что Ленин, который терпеть не мог культ личности, всячески его отрицал, в последующие годы понял и простил нас»[236].

В 1919 г. Ленин записал несколько своих речей на пластинки, которые должны были распространяться по всей стране он как нельзя лучше знал о своем редком даре влиять на умы людей. В том же году, на праздновании Первомая, Ленин невозмутимо наблюдал, стоя на Красной площади, за торжественным шествием, в то время как на Кремлевской стене были вывешены огромные портреты в одинаковых рамках — портрет Маркса и его собственный[237]. Ранее, в 1918 г., произошел случай, свидетельствующий о том, что порой Ленин готов был отожествлять себя с основоположником учения. По воспоминаниям фабричной работницы, при встрече с вождем она попросила у него фотографию на память. Ленин, по ее словам, улыбнулся, пошарил в кармане и протянул ей крохотный значок с изображением Маркса[238].


Находясь у кормила власти, Ленин все более становился объектом открытого возвеличивания. Подчас это его раздражало — и тогда он выражал сдержанный протест вспомним его выговор соратникам в день пятидесятилетия, а также очевидное нежелание мириться с использованием его имени в целях прославления. В сентябре 1922 г. завод Михельсона присвоил себе имя Ленина в память исторического события, происшедшего там четырьмя годами ранее — неудавшегося покушения Фанни Каплан. Рабочие завода пригласили Ленина присутствовать на собрании, устроенном по случаю переименования и пятой годовщины Октябрьской революции. Ленин отклонил приглашение, сославшись в записке на нездоровье. Записка была адресована «Рабочим бывшего завода Михельсона»[239]. Он не мог заставить себя назвать завод «заводом имени Ленина». Ленин и в самом деле был болен — за несколько месяцев до того он перенес апоплексический удар — и переименование завода, вероятно, вызвало у него определенную обеспокоенность, поскольку учреждения обычно переименовывались в честь умерших Ленину вполне могло показаться, что его уже превращают в «безвредную икону».
Однако против того, чтобы выступать образцовым примером для подражания, Ленин отнюдь не возражал это видно из его активного участия в субботнике в Кремле 1 мая 1919 г. Столь же однозначного мнения — правда, прямо противоположного — Ленин придерживался и тогда, когда, под видом похвал, о нем говорили языком, который представлялся ему оскорбительным. В 1920 г. подлинное негодование вызвали у него статья и письмо Максима Горького, опубликованные в журнале «Коммунистический Интернационал». Гнев Ленина был так силен, что он направил в Политбюро черновик резолюции


«Предлагаю сбором подписей в Политбюро Политбюро ЦК признает крайне неуместным помещение в № 12 „Коммунистического Интернационала“ статей Горького, особенно передовой, ибо в этих статьях не только нет ничего коммунистического, но и много антикоммунистического. Впредь никоим образом подобных статей в „Коммунистическом Интернационале“ не помешать»[240].

Описание Горьким Ленина изобилует таким множеством неуместных характеристик, что трудно указать именно те, которые Ленин счел наиболее нетерпимыми




«Ошибки Ленина — ошибки честного человека, и в мире еще не было ни одного реформатора, который действовал бы безошибочно…
Один француз спросил меня „Не находите ли вы, что Ленин — гильотина, которая мыслит?…
Работу его мысли я сравнил бы с ударами молота, который, обладая зрением, сокрушительно дробит то, что давно пора уничтожить…
Личная жизнь [Ленина] такова, что в эпоху преобладания религиозных настроений Ленина сочли бы святым…
Суровый реалист, хитроумный политик — Ленин постепенно становится легендарной личностью. Это — хорошо…
Иногда в этом резком политике сверкает огонек почти женской нежности к человеку, и я уверен, что террор стоит ему невыносимых, хотя и весьма искусно скрытых страданий…
Теперь… я снова пою славу священному безумству храбрых. Из них же Владимир Ленин — первый и самый безумный»[241].

Впрочем, одна из характеристик Горького оказалась поразительно точной Ленин действительно становился легендарной фигурой — фигурой, сосредоточившей в себе неиссякаемую жизненную силу. Ранние плакаты с изображением Ленина представляли собой всего лишь увеличенные фотографии вождя, благодушно взирающего на зрителей. Постепенно портреты Ленина приобретали все большую динамику. На одном из плакатов, выпущенном в 1920 г. в Баку, Ленин стоит на фоне древнегреческого храма с простертой рукой и указующим перстом, сохраняя на лице выражение суровой решимости. Надпись гласит




«Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма».

В том же году художник-график Дени создал шуточный плакат шаржированный Ленин, взгромоздившись на Земной шар, выметает метлой буржуев и коронованных особ. В 1922 г. Московский партийный комитет издал плакат, на котором Ленин простирает руку, стоя на земном шаре; позади него изображены лучи восходящего солнца[242]. Образ Ленина на плакатах превратился из пассивного в активный. Вместо объекта простого портретирования вождь стал предметом иконографии.


Через посредство плакатов, фотографий, многочисленных статей (как его собственных, так и о нем) Ленин получал все большую известность как вождь партии, олицетворяющий собой новую власть. Иные и воспринимали его в качестве нового российского царя. В 1923 г. московский извозчик, проезжая мимо гигантских портретов Маркса и Ленина, пояснил американскому журналисту, что товарищ Карл Маркс был «главным в мире большевиком» и что «тот, поменьше, с бородкой — Ленин, большевистский царь России». «Оба живут там», — добавил он, показав кнутом на Кремль[243]. Французский журналист Роллен утверждает, что во время похорон Ленина до него дошел слух о том, что


«некоторые крестьяне с благоговением говорят о новом царе по имени Ленинитроцкий, явившемся с Востока, дабы возродить Святую Русь»[244].

Однако подобные примеры единичны. Сомнительно, чтобы после 1917 г. большинство народа оставалось в неведении относительно происходящих событий и в самом деле приписывало Ленину царский титул.


Политическая раздробленность, наблюдавшаяся в период революции, привела к распаду прежних уз зависимости в общем и целом, люди поступали так, как если бы верили, что власть действительно принадлежит теперь исключительно народу. После революции новый режим проявлял себя тем, что издавал декреты, учреждал местные органы управления с обязательным портретом Ленина на стене, направлял в деревню отряды вооруженных рабочих; действенной была и работа тысяч партийных агитаторов, добивавшихся поддержки народа все в большем количестве городских и сельских советов. Поскольку население начинало признавать законность новой власти или хотя бы считать ее победу неоспоримой, вполне естественно предположить, что происходило это только с помощью политических понятий, смысл и значение которых были доступны массам. Человеческое восприятие консервативно, всегда привязано к конкретной исторической обстановке и способно усваивать новое лишь через посредство уже знакомых образов и терминов. Так и Ленин в роли нового правителя России воспринимался народом только на фоне существовавших ранее и привычных ему представлений и форм поведения. Покушение 1918 г. невольно заставило видеть в Ленине страстотерпца — наподобие святых великомучеников Бориса и Глеба (XI век) и князя Андрея Боголюбского (XII век). То обстоятельство, что лица, создавшие подобный миф, вероятно, сочувствовали большевикам, нисколько не ставит под сомнение их принадлежность к народу как таковому.
В 1922 г. Горький проницательно заметил, что русская интеллигенция «поглощается» крестьянством, и предсказал, что в итоге именно крестьянство будет определять новую культуру Советской России[245]. К концу гражданской войны партийный аппарат приобретал все больший контроль над разрозненной страной, однако вместе с восстановлением порядка на новой форме лояльности все заметнее сказывалось влияние прошлого. В глазах народа власть политическая, власть религиозная и власть сверхъестественная были тесно связаны между собой и всегда персонифицировались в хорошо узнаваемых фигурах святых и правителей. Наивный монархизм усматривал в «царе-батюшке» положительную личность, неизменно пекущуюся о своем народе. Если даже большевистская интеллигенция, обладавшая куда большей сознательностью, испытывала, тем не менее, воздействие сложившихся внутри нее самой исторических традиций, то русский народ, огромные слои которого проснулись для политической активности, со всей неизбежностью переносил на новую власть многие верноподданнические стандарты былых времен. Ленина, скорее всего, не считали царем, но относились к нему так, как если бы он и вправду занял его место.
Наиболее драматическое тому подтверждение — история Кронштадтского мятежа (март 1921 г.). Долгое время поддерживавшие большевиков, матросы выступили теперь с протестом против политики военного коммунизма суровая дисциплина, жесткая централизация власти, нехватка продовольствия и топлива казались им симптомами полного крушения былой революционной мечты о свободе[246]. Прежде чем восстание было подавлено, в Кронштадте возникла революционная коммуна. Политические требования облекались в традиционные риторические формулы, свойственные языку Разина и Пугачева. Матросы усматривали в Зиновьеве — главе Петроградского Совета, и в Троцком — военном комиссаре — своих главных врагов по их убеждению, это были злые чиновники, стремившиеся подчинить и поработить флот. Однако — по крайней мере, в самом начале восстания — кронштадтцы сохраняли особый пиетет по отношению к Ленину. Портреты Троцкого и Зиновьева были сорваны со стен, но портреты Ленина продолжали украшать стены кабинетов. 14 марта газета восставших «Известия» писала о Ленине как о царе, которому недобрые бояре мешают действовать на благо народа. В газете сообщалось, будто на собрании по вопросу о профсоюзах Ленин выразил желание уйти в отставку со своего поста, «но бежать ему не дадут его единомышленники. Он находится у них в плену и должен клеветать так же, как и они»[247]. Ленин пробуждал в матросах также и националистические симпатии, поскольку был близок им по крови — русским, понимающим нужды простых людей, уроженцем Волги, в отличие от космополитов — «еврейских большевиков» Троцкого и Зиновьева[248].
В 1922 году Николай Валентинов, оказавшийся в деревне недалеко от Москвы, услышал от одного крестьянина примерно такую формулировку


«Ленин русский человек, крестьян он уважает и не позволяет их грабить, загонять в колхоз, а вот другой правитель — Троцкий — тот еврей, тому на крестьян наплевать, труд и жизнь он не знает, не ценит и знать не желает»[249].

Валентинов пришел к заключению, что Ленин снискал себе хорошую репутацию среди крестьян благодаря новой экономической политике, принятой в 1921 г., результатом которой явилось быстрое повышение жизненного уровня. Валентинов вспоминает также, что сторож многоквартирного дома, в котором он жил, горько сокрушался о смерти Ленина Ленин, мол, разрешил торговлю и вернул белый хлеб, картошку и сахар.




«Не сделай этого Ленин, мы бы и по сей день стояли бы голодными в очередях»[250].

Снова, как это произошло с декретом о земле, Ленин дал крестьянам именно то, в чем они нуждались.


Новая экономическая политика официально была провозглашена на Десятом съезде партии в марте 1921 г., состоявшемся в дни кронштадтского мятежа. Этот съезд знаменует собой рубеж в истории партии. Никогда еще личный авторитет Ленина не был столь высоким, ни разу с 1918 г. он не сталкивался со столь сильным сопротивлением оппозиции. Фракция, известная под названием «рабочая оппозиция», требовала большей самостоятельности для рабочих и профсоюзных лидеров. Оппозиционно настроенные делегаты резко протестовали против настойчивых призывов Ленина к централизму и строжайшей дисциплине в партийной организации. Новая экономическая политика была задумана в качестве сознательной попытки успокоить растущее недовольство крестьян, вылившееся в открытые волнения к осени 1920–1921 гг. Однако ни с «рабочей оппозицией», ни с теми членами партии, кто роптал против диктатуры ЦК, никакого компромисса быть не могло. Напротив, Ленин приложил все старания, чтобы провести на съезде резолюцию о единстве партии, которая запрещала фракциям выступать организованно со своими политическими платформами[251].
Ленин добился того, что его прочное главенство над партией было официально санкционировано. Задачу руководства он усматривал в том, чтобы направлять партию по верному пути в предположительно долгий период новой экономической политики. Как глава иерархически построенной партийной организации, он твердо держал в своих руках звено исторической цепи, от которого зависело будущее Советского государства. Для своих последователей Ленин воплощал в себе уверенность в том, что Россия проложит дорогу к социализму.
Демонология была разработана советской агитацией и пропагандой значительно быстрее, нежели агиография ей предстояло пройти длительный и сложный путь развития. Антитезе добра и зла, противопоставлению образов героев и негодяев суждено было по окончании гражданской войны приобрести еще большую остроту (хотя и не в наглядном изображении) по мере того, как набор заклятых врагов становился все более многочисленным и начинал включать в себя имена людей, находившихся все ближе к священному средоточию партии. Война велась против классовых врагов, меньшевиков, эсеров, иностранных интервентов, белогвардейцев и так далее, однако очень скоро среди врагов оказались партийные функционеры, профсоюзные руководители и мятежные моряки Кронштадта. Под конец, после смерти Ленина, сюда попали и члены Политбюро — сначала Троцкий, а затем, один за другим, старейшие соратники Ленина, ставшие жертвами беспощадной чистки 1930-х гг. По мере того как линия, разделяющая добро и зло, делалась все тоньше, а приписываемые врагам происки приобретали все больший размах, язык при их описании делался все более сильным, а для их изображения применялись все более густые, сочные краски.
Чем ниже спускались по кругам исчадия зла, тем лучезарнее представлялся облик небесного воинства — и прежде всего самого Ленина. Обожествление вождя происходило в рамках партийной мифологии. И партийная демонология, и партийная агиография приобрели полностью стандартизованный, устоявшийся характер только после того, как Сталин поставил всю страну под свой строгий контроль, однако процесс этот начался еще в годы гражданской войны и продолжался позднее создавались образы мифических героев революционной России — рабочих, солдат, крестьян-бедняков, а идеализированной персонификацией партии выступал ее вождь и основатель. Авторитет Ленина, героические черты его личности, его значение в глазах мировой общественности сделали его незаменимой фигурой в структуре советской политики и коммунистической мифологии.
В 1922 г. Ленина постигла тяжелая болезнь, и разросшийся пропагандистский аппарат предпринял первые шаги для увековечения его влияния на умы были учреждены первые институты ленинского культа.


Каталог: download
download -> БАҒдарламасы 5-9 сыныптар Астана 2010 Қазақстан республикасы білім және ғылым инистрлігі
download -> БАҒдарламасы қазақ әдебиеті кафедрасы Астана-2013
download -> Зияткерлік мектеп оқушылары оқуы тиіс 100 кітап аясында қазақ әдебиетінен ұсынылатын шығармалар тізімі Негізгі мектеп
download -> АҚПараттық хат қҰрметті әріптестер!
download -> Өмірбаяны Ақан сері, Ақжігіт Қорамсаұлы (1843 жылы бұрынғы Көкшетау облысы Үлкен Қоскөлдің маңы 1913 жылы, сонда) ақын, әнші, композитор. Әкесінің есімі Қорамса, шешесі Жаңыл
download -> «Бекітемін» Әлеуметтік ғылымдар факультетінің деканы
download -> Абылай хан
download -> Бағдарламасы 5-9 сыныптар Астана 2010 Қазақстан республикасы білім және ғылым инистрлігі
download -> Ғалымдардың ең ежелгі адамды атауы
download -> П. М. Кольцов т.ғ. д., профессор, Қалмақ мемлекеттік д и. н., профессор, Калмыцкий


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   19




©www.engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет