Теплый хлеб (сборник)
жүктеу/скачать 0,89 Mb. Pdf көрінісі
|
17069596.a4 (1)
phpcBSXyv yshyl-8, 17069596.a4 (1), e0b25b1bbf849da1bfa828b53b8a01ee, 3а сыныбы (), Авторитарлы режім, есте сақтау қабілетін дамытуға тапсырмалар (1)
| Виктор Фришар, поэт, француз. Разбился во время перелета из Франции в Мадрид.
Пусть к именам людей, отличавшихся мужеством, прибавится еще одно имя неизвестного нам, но благородного человека! Астрономы и сотрудники французской обсерватории Сиерра дель Кампо (Пиренеи). После похорон астрономы собрались в лаборатории. Ньюстэд созвал всех, чтобы сделать, как он сказал, чрезвычайное сообщение. Все были утомлены и молчали, – прожитый день стоил нескольких лет прежней невозмутимой жизни. – Профессор Мэро, – сказал Ньюстэд и встал, этим он подчеркнул важность своих слов, – передал мне бумаги и письмо, оставшиеся после умершего. Перед смертью он просил огласить их и отправить по назначению. Я выполняю волю неизвестного мне человека с тем большей охотой, что содержание этих бумаг, – Ньюстэд положил на них тяжелую руку, – заставляет меня отказаться на время от работы в обсерватории и спуститься в долины, где вот уже пять месяцев, как вам известно, свирепствует гражданская война. – Я знал, что вы филантроп, – заметил Дюфур. – Это делает честь вашей проницательности, – спокойно ответил Ньюстэд. – Человек, которого мы пытались спасти и только что похоронили, – французский поэт. Поэты – бра- тья астрономов. Прекрасное содержание окружающей жизни проявляется не только в законах звездного неба, но и в законах поэзии. – Понятно, – пробормотал Дюфур. – Читайте письмо! – Если бы вам это было понятно, – ответил Ньюстэд, – то вы бы не занимались сейчас вычислением орбиты планеты за номером тысяча двести двенадцать. Диаметр этой планеты не больше километра. Я считаю эту работу такой же ненужной, как подсчет пылинок на земле. – Спасибо! – воскликнул Дюфур и деланно засмеялся. – И после этого вы считаете себя ученым? – Да, – грубо ответил Ньюстэд. – Вы – Дюфур, я – Ньюстэд, и мы никогда не поменяемся мозгами. Но я еще не окончил. Поэты и писатели Франции приобрели несколько аэропланов и оружие для помощи испанской Народной армии. Фришар вызвался перебросить эти аэропланы К. Г. Паустовский. «Теплый хлеб (сборник)» 18 в Мадрид. Причина его гибели известна. В разбитом самолете осталось оружие – винтовки, патроны и пулеметы. – Очень хорошо, – сказал Эрве, – но мы-то ими не воспользуемся. – Письмо адресовано в Бриэк, женщине, – сказал Ньюстэд, как будто не слыша всех заме- чаний. – Вряд ли нужно называть ее имя. Я читаю письмо. «Это письмо отправят тебе, если я умру. Ты помнишь последний день в Бриэке, когда я уезжал, помнишь черные скалы и запах старых рыбачьих сетей? Дул очень холодный ветер с океана, и у тебя зябли маленькие милые руки. Мы были одни в нищем городке. Мы были тогда совсем одиноки с тобой, и ты была для меня не только любимой, но и матерью, сестрой, самым преданным другом. Через час я вылетаю в Испанию. Я храню в своей памяти твои слова о том, что ты не могла бы любить ничтожного человека. Для иных людей трудно сохранить достоинство в наше время, когда низость, вооруженная пулеметами и фосгеном, начала схватку со всем лучшим, чем жило и будет жить человечество. Для иных лучше бежать на край земли и спрятаться в теплые норы, размышляя о том, что жизнь дается только раз и ее надо прожить для себя. Но во имя того, что она дается только раз, что она неповторима и замечательна, – во имя этого мне легче идти навстречу опасности с открытым лицом и завоевать эту жизнь или умереть за нее, чем писать красивые слова и страдать от дурного запаха собственной совести. Ты поймешь меня, я знаю. Я не умею утешить тебя. Я люблю землю, потому что ты живешь на ней, люблю воздух, потому что он прикасается к твоему лицу, люблю каждую тра- винку, на которой останавливаются твои глаза, люблю каждый твой след на сыром песке и ночную тишину, потому что тогда я слышу твое дыхание, – и вместе с тем я лечу умирать. Я почти уверен в этом. Прощай! Ты расскажи о своем горе рыбачкам, если у тебя хватит сил рассказать. Никто лучше этих простых, рано постаревших женщин не сможет понять его, – ведь у них нет ни одной семьи, где бы не было горя». Ньюстэд окончил читать и, наклонив голову, перебирал на столе бумаги. Все молчали. Эрве начал задыхаться, судорожно вынул платок и высморкался. – Хорошо, что вы прочли письмо, – тихо сказал Мэро. – Хорошо, я знаю… Но позвольте мне уйти, я не могу дольше оставаться. Мэро вышел. Дюфур сидел с потухшей папиросой во рту. Мэро заперся в своей комнате, подошел к окну и заплакал. Колючая тяжесть в груди причиняла боль. Мэро думал, что она растворится от слез, стекавших по его желтым щекам, но она все усиливалась, и Мэро уж ничего не видел за окном, – звезды мутными пятнами расползались по стеклу. Ему было жаль умершего, жаль молодую осиротевшую женщину, жаль себя, Эрве, всех, кто так бесприютен, затерян в этом громадном и неласковом мире. Поздно вечером Мэро вошел в комнату Ньюстэда. Норвежец стоял у стола и рвал какие- то бумаги. – Ньюстэд, – сказал Мэро, – я уезжаю. Я хочу сам отвезти письмо в Бриэк. Я, как и вы, на время бросаю обсерваторию. – Что ж, – ответил Ньюстэд, – ведь у вас нет ни сына, ни дочери… Это понятно. Мэро с благодарностью посмотрел на Ньюстэда. Ньюстэд обнял его за плечи и сказал: – Мы никогда не должны забывать друг друга. – Конечно, – ответил Мэро. У себя в комнате Мэро увидел на столе последние астрономические вычисления и тща- тельно спрятал их в ящик. К. Г. Паустовский. «Теплый хлеб (сборник)» 19 Созвездие Гончих Псов играло далеким светом за стеклами, и Мэро, взглянув на него, подумал, что Бриэк лежит как раз в той стороне. Утром ни Ньюстэд, ни Мэро не уехали. На рассвете в обсерваторию прибежала из города измученная женщина, мать девочки. Голосом, хриплым от волнения, она рассказала, что горо- док занят небольшим отрядом фашистов, что аптекарь донес командиру отряда, будто в обсер- ватории скрывается раненый человек, летевший из Франции в Мадрид, и утром отряд высту- пает в обсерваторию. – Они думают, что он вез секретные бумаги, и хотят его расстрелять, – сказала жен- щина. – Так хвастались солдаты. – Единственная секретная бумага погибшего у меня, – сказал Мэро. – Я ее никому не отдам.
Женщина посмотрела на Мэро с удивлением. Она не поняла слов этого старика. Снова был созван военный совет. – Что же делать? – спросил Бодэн. – Не выдавать его, даже мертвого, – ответил Ньюстэд. Дюфур не удержался. – Придется защищать от них звезды, – сказал он, усмехаясь. – Их много? – спросил он женщину. – Тридцать человек. – Все равно, – сказал Ньюстэд. – Начнем действовать. – Конечно, – согласился Дюфур. – Для астрономов не составит труда разбить эту воин- скую часть. Тем более что в ней нет наших собратьев по науке, и потому даже Эрве может участвовать в схватке. Через час шофер и Ньюстэд привезли на машине двадцать винтовок, патроны и пулемет. Они подобрали их среди обломков самолета. Несколько винтовок было испорчено, пулемет тоже. Шофер к полудню починил его и хотел испробовать, но Ньюстэд запретил пробу, – звуки выстрелов могли заставить отряд насторожиться раньше времени. Ньюстэд распоряжался невозмутимо. По молчаливому соглашению он был избран начальником вооруженной обсерватории. Вопреки его ожиданиям, никто не сомневался в необходимости дать отпор отряду, подымавшемуся из долины. Непонятное веселье охватило обитателей обсерватории, – очевидно, то возбуждение, какое появляется у человека во время большой опасности. План обороны был прост. Он был рассчитан на то, чтобы ошеломить нападавших и взять их под перекрестный огонь. Это, по мнению Ньюстэда, должно было привести к бесспорной победе.
Невдалеке от обсерватории, на скале, установили пулемет. Со скалы было удобно обстре- ливать поворот дороги. У пулемета лежал шофер. Около него дежурили с винтовками садов- ник и Ньюстэд. Садовник замаскировал пулемет и скалу сухими дубовыми ветками. Дюфур наблюдал за дорогой в искатель малого телескопа. За пятнадцать километров были хорошо видны ее белые безлюдные изгибы. Вход в обсерваторию был забаррикадирован тяжелыми ящиками от инструментов. Бодэн, Эрве и Мэро сидели на скамейке около ограды, откуда им был виден тот же пово- рот дороги, что и Ньюстэду, засевшему на скале. Эрве впервые за многие годы закурил. Три старика тихо беседовали, и только по сухому блеску их глаз можно было догадаться, что они взволнованы. Винтовки стояли поодаль, прислоненные к стене. Был солнечный день, с гор дул про- хладный ветер, и белый петух взлетел на ограду и кричал, хлопая крыльями. Было слышно, как в кухне Тереза громко беседовала с горожанкой и говорила, что старики, пожалуй, еще могут постоять за себя. К. Г. Паустовский. «Теплый хлеб (сборник)» 20 Никто из астрономов не верил, что бой действительно будет. Мэро следил за тенью от мачты. Она сначала закрыла одну винтовку, потом другую и уже подходила к третьей. – Может быть, они повернули обратно? – спросил Бодэн, и в голосе его послышалась тревога. – Эй, вы, – сказал Мэро, – старый наполеоновский гвардеец! Потерпите еще час-другой, не огорчайтесь! Мэро смотрел на тень мачты. Она закрыла уже третью винтовку. Что-то темное поползло рядом с тенью. Мэро поднял голову и увидел флаг. Он подымался вверх, раскрываясь и шурша. Это Дюфур давал знать Ньюстэду, что на дороге замечен отряд. – Наконец-то старина Дюфур высмотрел то, что ему нужно, – сказал Бодэн. Он вздрагивал от волнения. Быстро подошел Дюфур. – Двадцать пять! – прокричал он возбужденно. – Двадцать пять королевских молодчиков! Впереди идет командир, рыжий, как огонь. – Почему вы думаете, что это командир? – спросил Мэро. – С каких пор вы начали сомневаться в точности наших приборов? Я видел нашивки на его воротнике. – Ну, в таком случае мы не спорим, – сказал, улыбаясь, Эрве. – Они будут на повороте через двадцать минут, – сказал Дюфур. – Если не ошибаюсь, – пробормотал Бодэн, – тот способ обстрела, который предложил нам Ньюстэд, носит название флангового огня? – Совершенно верно, – подтвердил Дюфур. – Они попадут в засаду. Но вы подумали, что нам делать, если они все же прорвутся через ограду? – Они не прорвутся, – сказал Мэро, – или мы умрем. – Надо предвидеть всё, – возразил Эрве. – Мы можем отступить на наблюдательные вышки. Их три, и все они построены из гранита. Посмотрите: лесенка, балкончик, железная дверь. Два узких окна заменят бойницы. Других окон нет. – Замечательные боевые сооружения! – воскликнул Бодэн. – Как мы раньше не видели этого? – Это будет лучше всего, – сказал Мэро. – По крайней мере, мы погибнем, как принято писать в военных приказах, на боевом посту, около своих спектрографов и зеркал. Все засмеялись. Никто не верил в возможность настоящего боя. – Но в общем, – сказал Дюфур, – пора идти за Терезой. Он позвал Терезу. Ее появление прекратило шутки. Тереза была в короткой юбке, а грудь она крест-накрест туго перевязала черным платком. Она осмотрела винтовки, выбрала себе самую новую и сказала: – Девчонкой отец учил меня стрелять по коршунам. Они часто воровали у нас цыплят. – Ну, друзья, – сказал Бодэн, – давайте приготовимся. Старики взяли винтовки. Каждый из них уже давно выбрал себе выступ ограды, из-за которого собирался стрелять. Дюфур посмотрел на часы. – Очень скоро, – сказал он шепотом. Все, кроме Мэро, заняли свои места. Мэро решил подойти к ограде в последнюю минуту, – ему было трудно стоять. – Как будто видна пыль, – таинственно сказал Бодэн. – Посмотрите, Тереза. – Недавно стаял снег, – ответила так же тихо Тереза. – Откуда же быть пыли? Мэро потрогал карман. В нем зашуршало письмо в Бриэк. Он предупредил всех, что письмо у него, и потому был спокоен. – А! – тихо вскрикнул Дюфур. К. Г. Паустовский. «Теплый хлеб (сборник)» 21 Мэро торопливо подошел к своему выступу. Все, не двигаясь, смотрели на дорогу. Из-за поворота медленно выходили солдаты. Они несли винтовки на ремнях и шли вразброд. – Когда будете нажимать спуск, старайтесь не дышать, – предупредила Тереза. – Вы настоящая маркитантка, Тереза, – ответил Дюфур. – Но почему же Ньюстэд так долго молчит? – Наш шофер был на фронте. Он знает, когда начинать. Дорога уже чернела от солдат. Они остановились, пропуская вперед офицера, и в ту же минуту торопливо забил и залаял пулемет Ньюстэда. Желтые дубовые листья полетели вих- рем. Горное эхо перебрасывало стук пулемета со скалы на скалу; он отскакивал от отвесных стен, шарахался с размаху на дно пропастей, падал, подымался, звучал то глухо, то нарастал до оглушительного треска, будто стальные молотки били по пустым пароходным котлам. Щебень и пули свистели по дороге. Солдаты бросились за каменный парапет. Офицер что-то кричал, закрывая рукой голову, потом упал и больше не двигался. Дюфур насчитал на дороге десять упавших, но в это время первая пуля звякнула об ограду и с тихим воем прошла рикошетом через сад, сбив несколько веток со старой сосны. – Друзья, – крикнул Бодэн, – не зевайте! Солдаты, лежавшие за парапетом, не были видны Ньюстэду, но их легко было обстрели- вать из-за ограды. Первым выстрелил Бодэн. Тереза щурилась, у нее из-под платка выбилась прядь седых волос, и она, сердясь, судорожно и часто ее поправляла. Дюфур долго целился и стрелял спокойно. Эрве старался попасть в парапет: от удачных выстрелов над ним взвивались белые струйки пыли. У Мэро после первого же выстрела заболело плечо от удара прикладом, но он продолжал стрелять, почти не целясь. Часть солдат перенесла огонь на ограду. Все чаще щелкали пули. Белый петух, испуган- ный выстрелами, с кудахтаньем взлетел на сосну, сорвался и тяжело ударился о землю – он был разорван пулей. Огонь учащался. Мэро слышал за своей спиной звон стекла. Пули били по окнам вто- рого этажа. Он подумал, что лаборатория в первом этаже, и это очень хорошо, – все приборы останутся целы. Пулеметные пули прошли по верхушке ограды и запорошили пылью глаза. – Все по пулеметчику! – приказал Бодэн. – У них один пулемет, больше нет. Как они успели его поставить! Мэро стрелял, почти не сознавая, что происходит. Очень трудно было вставлять обойму в винтовку. Он несколько раз больно защемил себе кожу на ладони, из пальца текла кровь. Он видел, как солдаты медленно отползли вниз по склону, прячась за камнями. Судя по выражению их лиц, они что-то кричали и ругались. Он хорошо видел ноги пулеметчика – очень худые и кривые, в грязных обмотках. Потом он увидел, как пулеметчик привстал, упал на бок и покатился по крутому склону, точно зеленый мешок. Он докатился до дубового куста и застрял в нем. Пулемет затих. Теперь работал только пулемет Ньюстэда. Солдаты вскочили и побежали, пригибаясь к земле. Они прыгали вниз, с камня на камень, некоторые бросали винтовки. Мэро видел, как Ньюстэд и шофер быстро спустили пулемет со скалы на дорогу, бегом прокатили его до поворота и залегли. Снова пулемет задрожал и залаял, и по дороге понеслись длинные ленты пыли. Ньюстэд махал рукой. – Поздравляю вас, старики, – сказал Дюфур. – Они отступают. – Значит, это конец? – спросил Эрве. – Да, мы, кажется, ловко отделались, – ответил Бодэн. Пулемет стих. Раздался последний одинокий выстрел. Это еще стреляла Тереза. Эрве потряс ее за плечо. На дороге видно было всего несколько солдат, бежавших вниз. Они исчезли за поворотом. К. Г. Паустовский. «Теплый хлеб (сборник)» 22 Мэро бросил винтовку и выпрямился. Солнце сверкало над головой. Тишина плыла над горами. Мэро вздохнул. Воздух был напитан запахом листьев и корней. Снова стало слышно, как ручей шумит на дне пропасти. Амфитеатр гор, залитых солн- цем, сверкал и переливался красками поздней осени, и Мэро улыбнулся. Он знал: у него есть дочь где-то там, в Бриэке, есть родная душа в этом мире, есть друзья – астрономы, старые, но храбрые люди. Он чувствовал себя так, будто только что завоевал право на жизнь, на облада- ние всем миром, шумевшим внизу, в когда-то чуждых долинах. Тереза улыбнулась Мэро. Он обнял ее, и они расцеловались, как старики – брат и сестра. Было слышно, как Ньюстэд пел на дороге какую-то норвежскую песенку. В тот же день остатки фашистов были выбиты одним ударом из городка отрядом басков, и Мэро и Ньюстэд тотчас уехали. Их провожали очень шумно, но никто не мог скрыть грусти этого прощания. Снова тишина завладела обсерваторией, и, как всегда, звездное небо сверкало над ней по ночам и до рассвета прислушивалось к тихим голосам астрономов, медленным шагам садов- ника и к плеску старого ручья на дне ущелья. 1936 |