Валентин Саввич Пикуль крейсера (роман из жизни юного мичмана) Валентин Саввич пикуль
жүктеу/скачать 0,54 Mb.
|
*** Нехорошие мысли одолевали мичмана после визита в доки. Консул в Шанхае, точильщик карандашей в штабе, наконец, язвительный Стемман – никто не сказал ему даже спасибо за все, что пришлось ему претерпеть, и, кажется, его побеги из плена готовы поставить не в заслугу, а в вину ему, будто он нарушил требования устава. Не зная, куда уйти от самого себя, Панафидин заглянул в нотный магазин братьев Сенкевичей, которые улыбались мичману через стекло витрины. – Не желаете ли посмотреть у нас кое‑что новенькое? Вот Скрябина прислали из Москвы, вот и Рахманинов… Все самое последнее. Отличные издания – фирмы Юргенсонов. Панафидин небрежно перелистал ноты: – Спасибо. Но я осиротел… увы, это так. Стало еще гаже. Подумалось – не лечь ли в госпиталь да от чего‑нибудь полечиться? Медицина штука такая: ляжешь на больничную койку, и болезни сразу найдутся. Погруженный в такие невеселые мысли, Панафидин вышел на звуки воинственного марша, доносившегося из зелени Адмиральского сада. В кафе он уселся под зонтиком. Как и в прошлый раз, заказал для себя кофе глясе. Было ему неуютно, неприкаянно, одиноко. Рассеянно обозревая публику, мичман вдруг вскочил, едва не обрушив коленями хилый столик… Да! Как и в прошлый раз, она была здесь. Женщина ослепительной красоты в одиночестве пила лимонад. Но теперь‑то он знал ее имя. Наконец он имел на нее мужские права… Панафидин решительно подошел к ней: – Дженни! Какое счастье, что я снова вас встретил. Нет слов, чтобы выразить все те сложные чувства, которые вы сумели внушить» мне… Красавица, не дослушав, стала громко кричать: – Миша… Миша! Скорее сюда… ну где же ты? К ним уже подходил солидный кавторанг в белом мундире и белых брюках, в штиблетах из белой кожи. – В чем дело, моя прелесть? – спросил он, картавя. – Стоило тебе отойти, и вот этот мичман… вдруг делает мне какие‑то странные намеки. Будто я… о ужас!
– Объяснитесь. Или вы знакомы с Зинаидой Ивановной? Панафидин и сам не знал, что тут можно объяснить: – Видите ли, я недавно из Осаки плыл в Шанхай… конечно, без билета. Но в первом классе французского парохода «Прованс». Вряд ли ошибаюсь! Возможно ли такое совпадение? – Какой Шанхай? – возмутился кавторанг. – Какое совпадение? Золотко мое, когда ты успела побывать в Шанхае?
– Да что я… сумасшедшая? Никогда не была в Шанхае и никогда не буду. Что мне там делать? Панафидин в полном изумлении поклонился ей: – Простите, тогда я ничего не понимаю. – Я тоже, – сказал кавторанг, – отказываюсь понимать, на каком основании вы кидаетесь к даме с неприличными намеками. В конце‑то концов, мне лучше знать, где бывает моя жена…
– Я приношу вам, господин капитан второго ранга, самые глубочайшие извинения. Но ваша супруга до умопомрачения схожа с той дамой, которую я сопровождал до Шанхая… – До Шанхая из Осаки? – спросил кавторанг. – Так точно! – А как вы туда попали?..
– Беклемишев Михаил Николаевич, честь имею… во Владивостоке командую подводными лодками, которые я сам и доставил из Петербурга на железнодорожных платформах. Бог с ним, с этим Шанхаем… Садитесь, мичман. Побеседуем… Беседовать с Беклемишевым было одно удовольствие. Он оказался человеком высокой культуры, технически грамотным, на уровне последних достижений науки. Михаил Николаевич был фанатиком подводного плавания, считавшим, что будущее морских войн – удар из‑под воды! Панафидин поговорил с кавторангом минут двадцать и сам загорелся желанием нырнуть в неизведанные гибельные бездны. В ответ на его невеселый рассказ о мытарствах с крейсерами Беклемишев посочувствовал: – Да, это тяжко, тяжко… согласен. Давайте сделаем так. – Он потянул из кармана золотые часы, щелкнул крышкой. – Зиночка, ты хотела совершить вояж по магазинам, это очень мило с твоей стороны. А мы с Сергеем Николаевичем, пока ты занята дамскими делами, совершим увлекательную прогулку… Прогулка закончилась на транспорте «Шилка», вокруг которого покачивались 13 подлодок: «Скат», «Форель», «Налим», «Сом», «Палтус» и прочие, сверху чем‑то похожие на большие галоши. Беспокойно было всюду видеть бидоны с бензином, украшенные зловещими надписями: «Одна папироса – твоя смерть!» – Не буду скрывать от вас, – сообщил Беклемишев, – что офицерскую публику воротит от моих подлодок, как от хорошей касторки. Все согласны плавать хоть на землечерпалках, только бы не видеть этих железных гробов, которые частенько тонут, горят и взрываются… Зато у нас полно вакансий! – Я согласен. Тонуть. Гореть. Взрываться. – Вот и отлично. Не пройдет и полугода, как я вам обещаю чин лейтенанта. Договоримся так. Сегодня у нас… что? – Понедельник. – До субботы вы погуляйте. А в конце недели затралим адмирала Иессена в кабинет и… все уладим. Кстати, – спросил Беклемишев, – сколько хотели бы вы получать жалованья? – Как это сколько? – не понял вопроса мичман. – А так… называйте любую сумму, и эту сумму вы будете иметь от казны ежемесячно. Ведь в морском министерстве нам выплачивают независимо от чинов на основании известного приказа: «Подводникам платить сколько они пожелают, потому что все равно они скоро все потонут или взорвутся…» Сергей Николаевич остался человеком скромным: – Можно рублей… ну хотя бы сорок. – Так и запишем: четыреста рублей в месяц на всем готовом… Предрекаю: на подводных лодках вас ждет удивительная жизнь и быстрая карьера! – обещал Беклемишев. – Не сомневаюсь, – бодро отвечал Панафидин. Будущее вдруг обрело небывалую ясность. И весь мир озарился волшебным чарующим светом… *** Пока суд да дело, Панафидин селился в номерах общежитии при Морском собрании, где обитали неприкаянные офицеры флота, потерявшие корабли и ждущие свободных вакансий. Расхватывали все должности, согласные идти хоть на портовые буксиры, чтобы толкать по рейду баржи с песком и камнями… Известие о том, что Панафидин позволил кавторангу Беклемишеву увлечь себя, они встретили без зависти: – Тут и на воде‑то не знаешь, как удержаться, а вы еще под воду полезли. Да ведь у Беклемишева на «Шилке» собрались отпетые – вроде клуба для самоубийц… Еще пожалеете! Лейтенант с крейсера «Новик» (который, подобно «Варягу», взорвался у Сахалина) весь день терзал гитару: В проливе чужом и далеком, Вдали от родимой земли, На дне океана – глубоко Забытые спят корабли… Из окон виделся рейд, и флагманская «Россия» по‑прежнему держала котлы «на подогреве» – в боевой готовности. Между кроватями слонялись без дела офицеры, а в углу солидные механики с утра до ночи распивали пиво. Оттуда слышалось: – У меня приятель! Такой сукин сын, не приведи бог. Уже запатентовал в Питере свое изобретение. Особый пресс для глажения брюк. Матросня по субботам с утюгами по кораблям мечется. А тут сложил сразу дюжину, под пресс сунул – дерг, и готово! Складки, пишет, получаются идеальные. На выставке «Лиги обновления флота» сам государь император выразил ему высочайшее внимание… Теперь за этот патент он оторвет! Панафидин зевнул. Конечно, никто не спорит: складки на штанах необходимы, но если «Лига обновления флота» начала возрождение флота со штанов, то эти господа офицеры еще не скоро дождутся свободных корабельных вакансий. А на соседней койке лейтенант с «Новика» припадал к гитаре: Там мертвые спят адмиралы И дремлют матросы вокруг. У них прорастают кораллы Меж пальцев раскинутых рук… Мичману все надоело. Решил прогуляться. Надел свежий воротничок с лиселями. Прицепил кортик. Взял в руку перчатки. – Вы не знаете, что сегодня в Морском собрании? – Лекций никаких, – ответил сосед. – Библиотека открыта. Ну и ресторан, как водится… не без этого!
– Мне смешно, – без смеха сказал мичман. Перед матросом‑калекою, служителем библиотеки, Панафидин выбросил на поднос рубль. – Спасибо, ваше благородье. – Матрос поклонился ему. – Кормиться‑то надоть… Мичман проследовал в ресторан и в дверях ресторана, почти нос к носу, столкнулся с Игорем Житецким, который обдал его запахом лоригана, а идеальный пробор в прическе Житецкого лоснился от превосходного бриллиантина. Друг гардемаринской юности широко распахнул объятия: – О, Сережа! Милый ты мой, как я рад… Панафидин даже отступил назад – в удивлении: – Ты? А я ведь, Игорь, искал тебя. – Где? – По всей Японии, среди пленных с эскадры адмирала Рожественского. Но не нашел… Кладо тоже не обнаружился. – А меня на эскадре и не было, – спокойно ответил Житецкий. – Неужели я такой дурак, чтобы влезать в эту авантюру? Николай Лаврентьевич тоже не верил в успех Зиновия. – Но ехали‑то вы на эскадру Рожественского. – Мало ли что! Важно было уехать… Что мне здесь в этой дыре? А в Питере жизнь бьет ключом. Такие перспективы… захватывающие! Именно теперь, когда от флота остались разбитые черепки, кому, как не нам, молодежи, делать карьеру? Ведь уже ясно: старики опростоволосились при Цусиме, на смену этим архивным дуракам приходит новое поколение… такие, как мы! Только сейчас Панафидин заметил на плечах Житецкого эполеты лейтенанта, а на груди приятеля, подле Станислава, посверкивал эмалью и орден Владимира (правда, без мечей). Стукнув ногтем по ордену, спросил: – За что? Житецкий прикинулся наивным юношей: – Даром не дают. Делали для победы все, что могли. Не всем же стрелять из пушек… Ну, ладно. Об этом потом. Ты сюда? – Он показал в зал ресторана. – Тогда мы еще увидимся… Панафидин засел в углу ресторана перед бутылкой коньяку. Старая обида ворочалась в душе, почти физически ощутимая. Конечно, зависть ни к чему, но… «Уже лейтенант!» – Ладно, – сказал он себе, залпом выпивая две рюмки подряд. – Черт с ними со всеми. Поныряю на подлодках с полгодика и заслужу эполеты лейтенанта… честно! Вернулся в ресторан Житецкий и, проходя мимо, с дружеской лаской обнял его за плечи: – А чего ты в углу? Пойдем за наш столик. У меня там своя компания. Собрались люди полезные… для тебя тоже. Панафидин до краев наполнил третью рюмку. – Игорь, ради чего ты вернулся во Владивосток? – А ты не догадываешься, дружище? – Признаться, нет. – Я приехал свататься к Вие Францевне. Можешь считать, что приглашение на нашу свадьбу тобою уже получено… Коньяк глухо шумел в голове мичмана. – Поздравляю… приданое богатое, не правда ли? На лице Житецкого отразилась гримаса отвращения: – Дело не в деньгах, и ты меня хорошо знаешь. Дело в чувствах, а Вия Францевна давно испытывает их ко мне. – А ты? – Что я? – Испытываешь? – Безусловно. Чувства проверенные. И временем. И расстоянием. Ну, пошли, пошли, – тянул он Панафидина за свой столик. – Собрались свои люди. Вон, видишь и каперанг Селищев из отдела личного состава. Если у тебя трудности с вакансией, мы сейчас за выпивкой все и обсудим… В названном Селищеве мичман узнал того типа, который энергично и здравомысляще затачивал штабные карандаши. – Иди к ним, – сказал он Житецкому. – Я потом… Коньяк электрическими уколами осыпал его тело. В шуме множества голосов он улавливал тенор Житецкого: – Господа! Каждый индивидуум на Руси – кузнец своего счастья. Если вы хотите иметь успех в жизни, постарайтесь заранее выбрать себе хороших родителей, дабы еще в эмбриональном состоянии ощущать всю прелесть будущего бытия… – Браво, Житецкий, браво! – поддержал его Селищев.
– Сними! – велел он Житецкому, подходя к нему. – Что снять? – Вот это все – и эполеты и ордена. За столиком стало тихо. Ресторан тоже притих. Панафидин, ощутив общее внимание, уже не говорил – он кричал: – Ответь! Почему всем честным людям на войне всегда очень плохо и почему подлецам на войне всегда хорошо? Лицо Житецкого стало серым, почти гипсовым. – Ну, знаешь ли, – пытался он отшутиться. – Это уже не благородный флотский «гаф», а скорее обычное «хрю‑хрю».
– Мерзавец, подлец… Тебе ли носить их? Там, далеко отсюда, погибли тысячи… и даже креста нет на их могилах! Только волны… одни лишь волны… …Утром Панафидин был разбужен незнакомым лейтенантом с большим родимым пятном на щеке. – Я тревожу вас по настоянию Игоря Петровича, моего давнего друга. Очевидно, мне предстоит быть его секундантом, и я прошу вас, господин Панафидин, озаботиться подысканием человека для секундирования вам. Желательно из дворян, чтобы поединок носил благородный характер. Вы меня поняли… Когда в странах Европы дуэли вышли из моды, в монархической России поединки были искусственно возрождены, закрепленные в быту офицерского сословия особым указом от 18 мая 1894 года. Русское законодательство продолжало считать дуэли преступлением, но было вынуждено оправдывать офицеров, тем более что отказавшиеся от поединка удалялись в отставку без прошения… Панафидин сел на дежурный катер, который подрулил к борту флагманской «России», отыскал лейтенанта Петрова 10‑го. – Извините. Давно помню ваш номер по спискам Петровых на флоте, но память не удерживает вашего имени‑отчества. – Алексей Константинович, – назвался Петров 10‑й. – Алексей Константинович, мне нужен секундант для дуэли, и я решил, что вы не откажете мне в этой услуге. Я вас знаю как мужественного человека, вместе с вами я не раз «призовал» японские корабли. Наконец, вы мне просто симпатичны. – Благодарю за честь, – сказал Петров 10‑й, тяжело вздохнув. – При всем моем уважении к вам лично я отказываюсь секундировать вас, ибо являюсь убежденным противником дуэлей, в которых торжествует не доказательство истины, а лишь случайный каприз выстрела. Но если бы и был сторонником дуэлей, я все равно отказал бы вам… – Почему? – Поймите меня правильно и не сердитесь. Дуэль в любом случае вызовет расследование, секундантов обязательно притянут в штаб к Иисусу, а там, чего доброго, глядишь, и с флота выкинут.
– Извините… – Впрочем, желаю успеха, – проводил его Петров 10‑й. Мичман не обиделся и посетил «Шилку», где его внимательно выслушал капитан 2‑го ранга Беклемишев. – Это совсем некстати! – огорчился он. – Но отказаться от вызова, я понимаю, вы не можете. Согласен помочь вам в этом дурацком занятии. Тем более что кому‑кому, а мне‑то отставка не грозит. Ибо на мое место охотников нету… Он спросил о месте и времени дуэли. – Утром в пятницу. На речке Объяснений. – Это в самом конце Гнилого Угла? – Да, именно так. – Ну, хорошо, – сказал Беклемишев. – Я вас не подведу…
– Судьба людей в наших руках! Давайте сдвинем мушки на один миллиметр в сторону, чтобы они промахнулись оба… Об этом будем знать только вы и только я! Но секундант Житецкого возроптал: – Поединок – дело чести. Как же вы, дворянин старого рода, можете предлагать мне подобные фокусы? Беклемишев ответил ему с надрывом: – Да ведь миллиметр решает жизнь человеческую. Вы, лейтенант, наверное, еще не смотрели смерти в лицо, и потому вам трудно меня понять. Если бы ваша биография сложилась иначе, вы бы согласились сбить мушки даже на целый сантиметр… Панафидин до четверга не испытывал никаких волнений, нормально спал, с аппетитом обедал, а все предстоящее на речке Объяснений казалось ему какой‑то ерундой. В самом деле, ему ли, пережившему страшную бойню крейсеров возле Цусимы, бояться черного «зрачка» дуэльного пистолета? В пятницу он привел себя в порядок, не спеша побрился, нанял извозчика и поехал в Гнилой Угол. В конце Ботанической улицы его заметил из окна бедный старик Гусев. – У меня новые каденции! – помахал он ему скрипкой. – А куда вы в такую рань? – По делам. – Так заходите. У меня есть что сказать. – Обязательно! Потом заеду…
– Тпрру, с вашей милости четыре с полтиной. – Чего так дорого, братец? – А ныне все подорожало. Овес тоже. – Ну, ладно. Подожди. Скоро поедем обратно…
– В какой руке? – спросил он. – Мне все равно. Давайте хоть в правой…
– Напомню о правилах, – сказал Беклемишев. – Дистанция двадцать пять шагов. Срок четыре секунды. Стрелять можете между устным счетом: «раз, два, три – стой!» Все понятно? – Благодарю, – отозвался Панафидин.
– Можете повернуться лицом… сходитесь! Высокая влажная трава путалась под ногами. С неба кричали чайки: «Чьи вы? Чьи вы?» Методичный диктат времени: – Раз… два… три… стой! Панафидин застыл. Выстрел был ослепляющим. Житецкий опустил руку с пистолетом: – Видит бог, я не хотел ему зла… Панафидин долго еще стоял недвижим. Потом вздохнул, глубоко заглатывая чистый утренний воздух. Стал оборачиваться куда‑то в сторону и упал на бок. Он был еще жив, и для него не успела померкнуть синева гавани. Его еще ослеплял белый камень волшебного русского города. Панафидин упрямо смотрел в сторону рейда, с которого однажды ушли крейсера, но обратно они не вернулись. Остался лишь один, и он узнал своего флагмана. – «Россия», – прошептали губы, мертвея. В кармане его мундира нашли выписку из какой‑то книги: «Россия безразлична к жизни человека и к течению времени. Она безмолвна. Она вечна. Она несокрушима…» «Панафидинский летописец» был опубликован в Москве через десять лет после его гибели. Могила мичмана была забыта и безжалостно затоптана временем, как и могилы его предков. С тех пор прошло много‑много лет… На жестком грунте, словно водруженный поверх нерушимого пьедестала, крейсер «Рюрик» остался для нас вечным памятником русского героизма. Над ним, павшим в смертельном бою, сейчас стремительно проходят новые корабли новой эпохи с экипажами новых поколений. Над могилой «Рюрика» советские крейсера торжественно приспускают флаги, и тогда гремят салюты в его честь! Корабли – как и люди, они тоже нуждаются в славе, в уважении и в бессмертии… Вечная им память! Но даже у погибших кораблей тоже есть будущее. жүктеу/скачать 0,54 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|