Экспериментальная психология : курс лекций

9
Философия природы Ньютона приняла крайние формы у Конта
(1798–1857) и его последователей-позитивистов. Для них основная
задача  науки  не  объяснять,  а  описывать:  ученый  должен  наблю-
дать за  природой и  находить закономерные  события и  надежные
корреляции; на основании наблюдений он может предлагать науч-
ные законы (образцом здесь служит научная деятельность Ньюто-
на). Для Конта и его последователей, как и для Ньютона, научные
законы – это математическое выражение наблюдений.
Итак, для позитивистов задачей науки № 1 является описание,
из которого вытекает задача № 2 – предсказание (на основе закона
тяготения ученые предсказывают будущие затмения, появление ко-
мет, рассчитывают орбиты спутников и т. п.). Конечная цель науки,
согласно философии позитивизма, – осуществлять контроль. Идеа-
лом Конта было общество, управляемое наукой. И поскольку фор-
мирование психологии в XX в. шло под влиянием идей позитивиз-
ма, то на этот процесс заметно повлияло желание применить для уп-
равления обществом научно-психологические знания.
Описание, предсказание  и  контроль для  позитивистов  – три
единственные задачи науки. Желание же людей объяснить, т. е. по-
лучить ответ на вопрос «почему?», они считали опасной поблаж-
кой метафизике и теологическим спекуляциям. Однако к середи-
не XX в. философия науки признала необходимость объяснений, и
в 1948 г. Карл Гемпель и Пол Оппенгейм предложили, но в рамках
позитивизма, модель объяснения.
Объяснение для  Гемпеля–Оппенгейма – следствие научных
законов.  Свою  модель  они  назвали  дедуктивно-номологической
(от греч. n
ó
mos – закон), т. е. относящейся к закону, поскольку объяс-
нение  показывает,  как  событие  подчиняется  определенным  науч-
ным законам.
Важнейшей чертой модели Гемпеля–Оппенгейма является то,
что она подчеркивает: событие, нуждающееся в объяснении (expla-
nandum), не может явно или неявно содержаться в законах или об-
стоятельствах, привлекаемых для разъяснения (explanans). Наруше-
ние этого правила приводит к тому, что объяснение теряет силу.
Типичный пример. На вопрос: «Почему данное вещество усып-
ляет?» – получаем ответ: «Потому что оно обладает наркотическим

10
действием». На первый взгляд объяснение дано, но когда мы узна-
ем,  что «наркотический» означает «вызывающий сон», то видим,
что объяснения нет, ибо по сути утверждается, что вещество усып-
ляет, потому что оно вызывает сон. То, что надо объяснить (expla-
nandum), причину сна, в неявной форме содержится в разъяснении
(explanans).
Конечно, можно придумывать красивые названия типа «нарко-
тический эффект», выдавая их за объяснение событий, но макси-
мум, что может скрываться за названиями, это предположение о на-
личии неких сил, вызывающих события (например, сил, вызываю-
щих наркотический эффект). Предположение о наличии таких сил
может стать первым шагом к пониманию, но не является объясне-
нием. Известно, что в качестве  таких сил выступали бог, дьявол,
ангелы, демоны, теплород, флогистон, эфир  и т. п.  – допущения,
которые нельзя прямо или косвенно наблюдать, экспериментально
проверить. Они привлекаются в качестве гипотез именно для объяс-
нения непонятного, но такого рода  объяснения неприемлемы для
науки. Поэтому и Ньютон, и его наследники предпочли вовсе отка-
заться от объяснений («гипотез не измышляю»), чем дать лазейку
суевериям.
Именно  то,  что  модель  Гемпеля–Оппенгейма  недвусмыслен-
но указывает на необходимость разделять объясняемое и то, с по-
мощью чего дается объяснение, делает ее основой для понимания
научного объяснения. И это при том, что с момента своего возник-
новения  дедуктивно-номологическая  модель  много  и  заслуженно
критиковалась.
Самая  противоречивая  ее  черта  –  уподобление  объяснения
предсказанию. Дело в том, что с точки зрения позитивистов объяс-
нить  событие означает  продемонстрировать,  как  оно может  быть
предсказано. Так, объясняя затмения, астрономы обращаются к за-
конам Ньютона, законам, описывающим движение Солнца, Земли
и Луны. Зная эти законы, они неоднократно предсказывали затме-
ния в будущем и не ошибались. Отсюда делался вывод о симметрич-
ности объяснения и предсказания. Но такой вывод не всегда верен:
если предсказать затмение на основе законов движения планет зна-
чит верно объяснить это явление, то правильно предсказать шторм

11
на основе показаний барометра не значит объяснить происхожде-
ние шторма (показания барометра – следствие изменений в атмо-
сферных процессах, а поскольку следствие не может предшество-
вать  причине,  данное  предсказание  не  может  быть  объяснением
шторма, у его возникновения другие причины).
Но почему для позитивистов  стало возможным уподобление
объяснения  и  предсказания?  Дело  в  том,  что  они  рассматривают
объяснения в качестве логических аргументов: ученый логически
выводит (= предсказывает) событие из совокупности предпосылок.
И поскольку они рассматривают научные законы лишь как челове-
ческие  изобретения  –  обобщение  прошлых  событий,  то  считают,
что эти законы не управляют природой, т. е. не являются причиной
происходящего. Это значит, что для позитивиста законы Ньютона
не являются причиной и не вызывают затмений; они просто по-
зволяют нам логически заключить, что в будущем затмения будут
(и все подобные заключения были верными).
Итак, позитивисты, начиная с их предтечи Ньютона («гипотез
не измышляю») и заканчивая нашими современниками, сторонника-
ми Гемпеля–Оппенгейма, обходили вопрос о реальной каузальной
(причинной)  структуре природы.  Они  сосредоточивались на  том,
как ее можно предсказывать и контролировать. Они оправдывались
тем,  что  есть  множество  знаний,  которыми  можно  пользоваться,
не задаваясь вопросом, почему же они работают (так врачи десяти-
летиями прописывали аспирин для снятия жара, не зная, почему
он помогает, они только сейчас начинают понимать механизм дей-
ствия аспирина).
Но понимать – хочется! Поэтому в качестве альтернативы де-
дуктивно-номологическому  был  предложен  каузальный  подход.
Главная причина его появления – трудности позитивистов в разли-
чении предсказания и объяснения.
Мы уже видели, что предсказать – не всегда объяснить. С дру-
гой стороны, квантовая физика показала, что можно объяснять не-
которые события, исходя из законов квантовой механики, при том
что предсказать эти события принципиально невозможно. Это зна-
чит, что причины событий –  истинные, объективные, а не только
логические, выведенные из наблюдаемых предпосылок, – сущест-

12
вуют.  Существуют  законы  природы  сами  по  себе,  независимо  от
оценки их надежности и полезности.
Но этого мало. Для психологов, пытающихся объяснить чело-
веческое поведение, еще важнее то, что мы интуитивно принима-
ем объяснения, которые вообще ни на каких законах не основыва-
ются: большинство объяснений в повседневной жизни и истории
получаются из соединения событий в причинные цепочки без упо-
минания каких-либо законов. Действительно, на основании каких
законов детектив раскрывает преступление? Он не привлекает за-
коны природы, поскольку, даже если они существуют относитель-
но поведения, их никто не знает, поэтому он показывает, как серии
частных, уникальных событий привели, одно за другим, к преступ-
лению.  И мы  чувствуем  удовлетворение,  узнав причину  отравле-
ния мужа женой, состоящую в том, что у нее был любовник, хотя
нет  закона  природы,  гласящего,  что  все  или  большинство  жен,
имеющих любовников, убивают своих мужей. То есть не все объяс-
нения соответствуют модели, включающей закон.
Каузалисты считают, что страх позитивистов перед метафизи-
кой и суевериями и, как следствие, нежелание выходить за пределы
фактов привел их к отказу от смысла и цели науки, которые состо-
ят в проникновении в причинную структуру реальности, в открытие
(а не изобретение) законов природы. Ведь наука, говорят они, до-
стигла своих успехов благодаря тому, что она более или менее пра-
ва относительно того, как работает природа, она может предсказы-
вать и контролировать благодаря своей истинности, а не логичес-
кой структурированности. Наука защищается от суеверий, жестко
проверяя каждую гипотезу и сомневаясь в каждой теории.
Какой же  из  обсуждавшихся подходов  верен?  Очевидно, что
своя правда есть у каждого. Поэтому естественным представляет-
ся существование точки зрения, служащей дополнением к данным
подходам. Это прагматический подход, в соответствии с которым
научное объяснение  обусловлено как логическими (теоретико-по-
знавательными, гносеологическими) факторами, так и факторами
общественными и личными (субъективными, интуитивными). По-
чему  небо  синее?  Существует целый  ряд  приемлемых  ответов  на
этот вопрос – в зависимости от контекста, в котором он задан. Так,

13
для людей разного возраста, кроме малышей, объяснение «Потому
что это лучший цвет для неба» будет полностью неверным. Отве-
ты  же,  связанные  со  свойствами  света,  атмосферы  и  т.  п.,  будут
относительно верны, – разными их делает контекст, в котором за-
дан  вопрос,  ожидания вопрошающего  и мнение  отвечающего от-
носительно того, каким следует быть самому подходящему ответу.
Истина, содержащаяся в этом примере, справедлива для всей исто-
рии науки: объяснения меняются по мере того, как развивается на-
учное понимание проблемы.
Итак, мы видим, что ответ на вопрос о том, что считать объяс-
нением, зависит от исторического, социального и личного контекс-
та, и с этим фактом должна считаться любая общая теория объяс-
нения. Мы видим также, что различия между каузальным и номо-
логическим  подходами  к  объяснению  очень  глубоки,  поскольку
основываются на принципиально различных идеях относительно
того, чего может достичь наука. С точки зрения номологистов, мы
можем  надеяться  описать  мир  таким,  каким  видим  его  в  нашем
опыте; каузалисты считают, что можно пойти глубже и постичь тай-
ную, невидимую причинную структуру Вселенной.
Этот спор известен как спор о реализме в науке. С конца XIX в.
широкое признание получила атомарная теория, с помощью кото-
рой  объясняли  поведение  газов  и  правила  комбинаций  химичес-
ких элементов. Но как интерпретировать концепцию атомов? По-
зитивисты во главе с физиком Эрнстом Махом утверждали, что по-
скольку атомы нельзя увидеть, мнение об их существовании явля-
ется  верой,  а  не  наукой.  Мах говорил,  что  атомы  –  это  гипотеза,
придающая фактам смысл, но само их существование нельзя под-
твердить. Во главе атомистов стоял  Д. И. Менделеев, считавший,
что  атомы  реально  существуют,  а  их  свойства  и  взаимодействия
объясняют закономерности изобретенной им Периодической систе-
мы  элементов.  Для  атомиста-реалиста  Менделеева  за  пределами
наблюдений лежит царство невидимых, но реальных вещей, о кото-
рых наука строит теории (т. е. теории отражают реальность, содер-
жат элемент истины). Для позитивиста-антиреалиста Маха единст-
венная вещь, которую должна объяснять наука, – это сами наблюде-
ния. Теории же – инструменты, орудия, помогающие предсказывать

14
и объяснять события. Если это удается, теория считается полезной
(без  обсуждения вопроса  о  реальности,  стоящей  за  ней,  т.  е.  о  ее
истинности), если нет, ее отбрасывают.
Видимо, большинство людей (и ученых в том числе) в глуби-
не души реалисты. Но открытия квантовой физики, включая ее по-
следние достижения, подтверждают скорее правоту антиреалистов
(правоту Бора, а не Эйнштейна). Бор писал: «Не существует кван-
тового мира, существует всего лишь квантовое описание». Послед-
ние  же  открытия  квантовой  механики  позволяют  предположить,
что если за наблюдениями скрывается какая-то реальность, то она
очень  странная,  поскольку  в ней  потенциально каждое  событие
во Вселенной мгновенно связывается с любым другим событием.
Но точка в этом споре не поставлена, и наука объясняет мир с по-
мощью теорий, независимо от того, кто, каузалисты-реалисты или
номонологи-антиреалисты, их продуцируют.

жүктеу/скачать 1,28 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: