Лекция №3 Литературное произведение как целостное единство План
Персонаж и писатель (герой и автор)
жүктеу/скачать 45,83 Kb.
|
Лекция 3 (6) (4)
| Персонаж и писатель (герой и автор).
Aвтop – этo 1) coздaтeль (твopeц) пpoизвeдeния литepaтypы; cyбъeкт xyдoжecтвeннo-литepaтypнoй дeятeльнocти, чьи пpeдcтaвлeния o миpe и чeлoвeкe oтpaжaютcя вo вceй cтpyктype coздaвaeмoгo им пpoизвeдeния. 2) oбpaз A. - пepcoнaж, дeйcтвyющee лицo xyдoжecтвeннoгo пpoизвeдeния, paccмaтpивaeмoe в pядy дpyгиx пepcoнaжeй (oблaдaeт чepтaми лиpичecкoгo гepoя или гepoя-paccкaзчикa; мoжeт быть пpeдeльнo cближeн c биoгpaфичecким A. или нaмepeннo oтдaлeн oт нeгo). Ocoбoe мecтo в литepaтypoвeдeнии зaнимaeт пpoблeмa oбpaзa aвтopa в xyдoжecтвeннoй литepaтype, пoзвoляющaя oбнapyживaть paзличныe фopмы пpиcyтcтвия aвтopa в eгo твopeнии. Пpeждe вceгo эти фopмы зaвиcят oт poдoвoй и жaнpoвoй пpинaдлeжнocти пpoизвeдeния. Cyбъeктивнoe aвтopcкoe нaчaлo пpoявляeтcя тaкжe в зaглaвии, эпигpaфe, нaчaлe и кoнцoвкe ocнoвнoгo тeкcтa, в пocвящeнияx, aвтopcкиx пpимeчaнияx, пpeдиcлoвияx, пocлecлoвияx. K тoмy жe кpyгy вoпpocoв мoжнo oтнecти иcпoльзoвaниe aвтopaми пceвдoнимoв c выpaзитeльными знaчeниями: Maкcим Гopький, Aндpeй Бeлый, Игopь Ceвepянин, Ивaн Пpиблyдный, Пaвeл Бecпoщaдный, Ивaн Boльнoв. Персонаж (фр. personnage, от лат. persona – особа, лицо, маска) – вид художественного образа, субъект действия, переживания, высказывания в произведении. В том же значении в современном литературоведении используются словосочетания литературный герой, действующее лицо (преимущественно в драме, где список лиц традиционно следует за названием пьесы). В данном синонимическом ряду слово персонаж – наиболее нейтральное, его этимология (persona – маска, которую надевал актер в античном театре) мало ощутима. Героем (от греч. heros – полубог, обожествленный человек) в некоторых контекстах неловко называть того, кто лишен героических черт (так, «Ярмарке тщеславия» У. Теккерей дал подзаголовок: «Роман без героя»). Понятие персонажа (героя, действующего лица) – важнейшее при анализе эпических и драматических произведений, где именно персонажи, образующие определенную систему, и сюжет (т.е. система, ход событий) составляют основу предметного мира. В эпосе героем может быть и повествователь (рассказчик), если он участвует в сюжете (Гринев в "Капитанской дочке" Пушкина, Макар Девушкин и Варенька Доброселова в эпистолярном романе Ф.М. Достоевского "Бедные люди"). В лирике же, воссоздающей прежде всего внутренний мир человека, персонажи (если они есть) изображаются пунктирно, фрагментарно, а главное – в неразрывной связи с переживаниями лирического субъекта (например, "жадно" глядящая на дорогу крестьянская девушка в стихотворении "Тройка" Н.А. Некрасова, воображаемый собеседник в стихотворении М. Цветаевой "Попытка ревности"). Иллюзия собственной жизни персонажей в лирике (по сравнению с эпосом и драмой) резко ослабевает. Чаще всего литературный персонаж – это человек. Степень конкретности его изображения может быть очень разной и зависит от многих причин. Он может занимать в системе персонажей разное место и, соответственно, быть нарисован в полный рост или представлен через немногие детали. Так, в пушкинском "Станционном смотрителе" вокруг главного героя, Самсона Вырина, сменяются эпизодические лица, в частности, в финале появляется "кривой мальчик", как бы замещающий его петербургских внуков. Но в рамках эпизода в центре внимания часто оказывается именно эпизодическое лицо (Феклуша в «Грозе» Островского, доезжачий Данила в сценах охоты в «Войне и мире» Толстого). Сам выбор героя в сильной степени зависит от жанра; можно говорить о «жанровых героях» в традиционалистской литературе. Автор неизменно при помощи языка художественных образов выражает свое отношении к позиции, установкам, ценностной ориентации своего персонажа. Образ персонажа при этом предстает в качестве воплощения авторской идеи, концепции, то есть как целое в рамках другой, более широкой художественной целостности (произведения как такового). Он от этой целостности зависит, можно сказать, служит ей по воле автора. При серьезном освоении персонажной сферы литературного произведения читатель проникает и в духовный мир писателя: в образах героев читатель видит творческую волю автора. Соотнесенность ценностных ориентаций писателя и персонажа является первоосновой литературных произведений, своего рода их неявный стержень, ключ к их пониманию. Г.А. Гуковский писал, что, воспринимая героев как людей, читатель одновременно постигает их как некую идейную сущность. То есть каждый читатель должен осознать не только свое отношение в данному персонажу, но и отношение к нему писателя, и свое отношение к отношению автора. Писатели неоднократно говорили о чуждости либо близости к своим героям. Например, Сервантес в прологе к «Дон Кихоту» писал: «Я только считаюсь отцом Дон Кихота, — на самом деле я его отчим, и я не собираюсь идти проторенной дорогой и, как это делают иные, почти со слезами на глазах умолять тебя, дражайший читатель, простить моему детищу его недостатки или же посмотреть на них сквозь пальцы». В художественных произведениях таким или иным образом присутствует дистанция между героем и автором. Эта дистанция имеет место и в произведениях автобиографического жанра, жанра, где автор с некоторого временного расстояния оценивает и осмысливает свой жизненный опыт. Писатель может смотреть на своего персонажа сверху вниз (например, произведения обличительно-сатирического характера) или наоборот, снизу вверх (например, жития святых). Однако более глубоко укоренена в литературе ситуация сущностного равенства автора и героя, особенно это характерно для литературы последних столетий. Однако такое сущностное равенство писателя и персонажа не знаменует их тождества. Например, А.С. Пушкин настойчиво давал понять, что герой поэмы «Евгений Онегин» принадлежит к тому же общественному кругу, что и сам поэт («добрый мой приятель»). В. Г. Распутин подчеркивал важность того, чтобы «автор не чувствовал себя выше своих героев и делал себя опытнее их». Он говорил, что только равноправие в процессе работы порождает живых героев, а не «кукольные фигурки». При таком внутреннем равенстве способно возникнуть своего рода диалогическое отношение автора к вымышленному, изображаемому им лицу. Обращает на это свое внимание и М. М. Бахтин. Он пишет о том, что единство художественного мира Ф. М. Достоевского нельзя сводить к «индивидуальному эмоционально-волевому акцентному единству». По мысли Бахтина, диалогическая позиция автора утверждает внутреннюю свободу, самостоятельность, незавершенность, нерешенность героя, чье сознание «равноправно» сознанию автора. В это же время он признает, что в любом художественном произведении присутствует «последняя смысловая инстанция творящего», то есть творческая воля писателя объемлет ми персонажей, сотворенный ею. Бахтин подчеркивает, что герой – не выражающий, а выражаемое, а важнейшей гранью произведения является единая реакция писателя на «целое героя». Однако литературные персонажи могут отделяться от произведений, где они появились на свет, продолжать жить самостоятельной жизнью, которая не подвластна воле автора. Эти героя становятся некими символами определенного поведения и мироотношения, при этом сохраняя собственную неповторимость. Такими, например, являются: Дон Кихот Гамлет Фауст Тартюф Пер Гюнт Татьяна Ларина Ноздрев и Манилов Чацкий и Молчалин Наташа Ростова Пьер Безухов и т.д. В начале 20 века Иван и Алеша Карамазовы, Ставрогин обратили на себя пристальное внимание со стороны публицистов, критиков, философов и стали поводами к обсуждению актуальных проблем современности. Большое число работ было посвящено Ивану Карамазову и его поэме «Великий инквизитор». Статья Вяч. Иванова «Живое предание» ярко свидетельствует об актуальности в тот период фигур Алеши Карамазова и Ставрогина. Он называет Алешу Карамазова символическим собирательным типом, которого незаслуженно считают невыясненным. Вяч. Иванов пишет, что это – тип людей нового русского сознания, который был напророчен Достоевским и им порожден. Часто литературные персонажи, которые были восприняты безотносительно к творчеству писателей и без учета их воли, стали поводами для тенденциозно-публицистических обсуждений. Это было характерно для предреволюционной России, когда нигилистически настроенные к своей стране авторы пытались придать значение символов русского бытия далеко не положительным литературным персонажам. Например, М. Горький рассматривает Федора Павловича Карамазова как художественное воплощение «русской души», «трусливой и дерзкой», «бесформенной и пестрой». Подколесина он называл «основной структурой русской души», а Обломова расценивал как воплощение всех классов русского общества. Изуверов, которые садистки убивали собак (в рассказе «Последний день» И. А. Бунина) интерпретировали как порождение русской почвы, иронически именовавшейся азиатской. Известные литературные персонажи живут вполне самостоятельной, независимой от их создателей жизнью не только в художественных и публицистических текстах, но и в произведениях других видов искусства – в живописи, музыке, скульптуре и графике. Есть огромное множество памятников героям художественных произведений. Персонажи произведений литературы неоднократно приобретали вторую жизнь вне контекста произведений, в которых они первоначально появились. жүктеу/скачать 45,83 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|