Творчество а
Василий Кириллович Тредиаковский
жүктеу/скачать 157,5 Kb.
|
Лекция 4. КАНТЕМИР И ТРЕДИАКОВСКИЙ
Screenshot 2021-09-11 at 12.34.41 PM, ЭКЖ 2022 (копия), Аяжан, НКТ Педагогика КШ факультеті, motivacia i motivi
- Бұл бет үшін навигация:
- «Элегия о смерти Петра Великого»
- «Песенка, которую я сочинил, ещё будучи в московских школах, на мой выезд в чужие края»
- «Стихах похвальных Парижу»
- «Стихи похвальные России»
- «Езда в остров Любви
- «Оду торжественную о сдаче города Гданска»
- «Новый и краткий способ к сложению российских стихов с определениями до сего надлежащих знаний»
| Василий Кириллович Тредиаковский (1703–1769) – поэт, филолог, теоретик, критик, переводчик. «Вечный труженик, а мастер никогда!», — такие слова в адрес Тредиаковского Петр I якобы произнес во время посещения Астрахани в 1722 г. Тогда, по преданию, Петр зашел в школу монахов-капуцинов и велел представить себе лучших учеников. Среди них и был юный Тредиаковский. Приподняв волосы на его лбу и пристально посмотрев в лицо юноши, государь изрек свое пророчество. Но оно оказалось ошибочным. Тредиаковский сыграл огромную роль в развитии русской филологии ХVIII в.: создал русский гекзаметр, начал разработку силлабо-тонического стихосложения, фактически основал науку о литературе.
В.Г. Белинский писал: «Тредиаковский никогда не будет забыт, потому что родился вовремя». Тредиаковский был сыном астраханского священника. Начальное образование он получил в школе католических монахов капуцинского ордена (на латинском языке). Затем из Астрахани бежал в Москву, где два года успешно занимался в Славяно-греко-латинской академии. Из Москвы перебрался в Голландию (в 1726г.), а оттуда «пеш за крайнею уж своей бедностью» – в Париж (в 1727 г.). Тяга к знаниям грозила обернуться для него голодной смертью. Но ему удалось устроиться секретарем у русского посла князя А.Б. Куракина. Учился в Сорбонне (математическим, философским и богословским наукам, слушал лекции по истории и словесности), усваивая европейскую культуру. В 1730 г. вернулся в Россию. С 1732 г. был секретарем-переводчиком в Академии наук. В его обязанности входило «вычищать язык русский, пишучи как стихами, так и не стихами, давать лекции, составлять словари, переводить с французского на русский». В 1745 г. Тредиаковский стал первым в России русским «профессором» (т.е. академиком) элоквенции (красноречия) и читал лекции по истории и теории ораторского искусства и поэтике. С появлением в русской литературе более талантливых поэтов ― Ломоносова и Сумарокова ― популярность Тредиаковского резко падает, и многие его стихи становятся объектами насмешек. 2-я половина 1750-х–60-е гг. – время жизненного и литературного одиночества. Отношение к нему в Академии было таким, что в 1758 г. он просто перестал ее посещать, объясняя это следующим образом: «Ненавидимый в лице, презираемый в словах, уничтожаемый в делах, осуждаемый в искусстве, прободаемый сатирическими рогами, всеконечно уже изнемог я в силах…». Его уволили, и ему пришлось добывать пропитание грошовыми уроками. Но литературных занятий Тредиаковский не оставил. Умер писатель в Петербурге, находясь в абсолютной нищете. Существуют бесчисленные анекдоты о том, как Тредиаковский не умел сохранить своего достоинства в отношениях с надменными дворянами, которые видели в профессиональном поэте и ораторе нечто вроде домашнего слуги самого низшего класса. В основу одного из анекдотов положен следующий случай. В феврале 1740 г., при императрице Анне Иоанновне, в Петербурге строили знаменитый Ледяной дом ― брачный чертог для шута, а по происхождению князя, Голицына-Кваснина и шутихи калмычки Бужениновой («забавная свадьба» в Ледяном доме замышлялась как театрализованный гимн российской государственности и ее созидательной мощи). К шутовской свадьбе этих стариков понадобились шутовские же стихи. Сочинить их приказали Тредиаковскому, который считался тогда лучшим мастером поэтического цеха, причем наперед приготовили «краткую материю» ― программку будущего стихотворения. При ее вручении кабинет-министр Артемий Волынский публично прибил Тредиаковского. По словам В.Г. Белинского, «… нещадно бито было оплеухами и палками достоинство литератора, ученого и поэта». «Правое мое ухо оглушил, а левый глаз подбил, что он изволил чинить в три или четыре приема», ― так несколько дней спустя жаловался в Академии наук униженный поэт. Посаженный за это под караул и снова избитый, Тредиаковский сочинил-таки требуемые стихи и затем, ряженый и в маске, прочел их на дурацкой свадьбе в потешной зале, куда его доставила стража. Вот начало этих стихов: Здравствуйте, женившись, дурак и дура! Ещё <…> дочка, тота и фигура! Теперь-то прямо время вам повеселиться, Теперь-то всячески поезжанам должно беситься: Кваснин дурак и Буженинова <…> Сошлись любовно, но любовь их гадка… Первые литературные сочинения Тредиаковского – школьные драмы, представленные на сцене Славяно-греко-латинской академии. Значительная часть его раннего наследия не сохранилась. Одно из ранних произведений – «Элегия о смерти Петра Великого» (1725). Это поэтический отклик на известие о кончине Петра I, восторженное отношение к которому Тредиаковский сохранил на всю жизнь и в котором видел воплощение идеала монарха: Что за печаль повсюду слышится ужасно? Ах! знать Россия плачет в многолюдстве гласно! Где ж повседневных торжеств, радостей громады? Слышь, не токмо едина; плачут уж и чады! <…> Се под Нептуном моря страшно закипели, Се купно с ветры волны громко заревели! Стонет Океан, что уж другого не стало Любителя. Балтийско ― что близко то стало Несчастье при берегах. Каспийско же ныне Больше всех, что однажды плавал по нем сильне. Всюду плач, всюду туга презельна бывает, Но у Бога велика радость процветает: Яко Петр пребывает весел ныне в небе, Ибо по заслугам там ему бытии требе. Кончину Петра Великого в «Элегии» оплакивают мифологические персонажи (Паллада, Марс, Нептун) и аллегорические фигуры (Вселенна, Политика (Государство), Слава, Мир), страны, моря и науки. По стилю «Элегия» близка панегирическому стихотворству и школьной драматургии начала XVIII в., проповедям Ф. Прокоповича. Но в стихотворении уже намечаются черты, характерные для формирующегося жанра оды: тема Петра I и лирическое начало (проникновенное воспоминание о пребывании Петра на Каспии). «Элегия» была написана для торжественной траурной церемонии в московской Славяно-греко-латинской академии на латинском языке, а затем переведена самим автором на русский. Как раз панегирическим характером всей церемонии, близкой школьной драме, объясняется риторическое построение стихотворения, в соответствии с поэтикой классицизма ориентированного на популярный в Западной Европе жанр и античную систему художественных образов. Незадолго до «бегства» за границу Тредиаковским в стенах духовной академии была написана «Песенка, которую я сочинил, ещё будучи в московских школах, на мой выезд в чужие края» (1726): Весна катит, Зиму валит, И уж листик с древом шумит. Поют птички Со синички, Хвостом машут и лисички. <…> Плюнь на суку Морску скуку, Держись чéрней, а знай штуку: Стать отишно И не пышно; Так не будет волн и слышно. Восторженное отношение к Парижу – центру тогдашней западной культуры – Тредиаковский выразил в «Стихах похвальных Парижу» (1728): Красное место! Драгой берег Сенский! Где быть не смеет манер деревенский… Во Франции родилось и ностальгическое стихотворение, положившее начало русской патриотической лирике – «Стихи похвальные России» (1728), в котором в значительной степени проявилось свойственное поэзии Тредиаковского, по словам А.С. Пушкина, «чувство изящного»: Начну на флейте стихи печальны, Зря на Россию чрез страны дальны: Ибо все днесь мне её добрóты Мыслить умом есть много охоты! Россия мати! свет мой безмерный! Позволь то, чадо прошу твой верный, Ах, как сидишь ты на троне красно! Небу Российску ты солнце ясно! Написанное в жанре элегии, камерное по замыслу лирическое стихотворение постепенно преображается в гимн, торжественную оду во славу России. Личностное и национальное слиты воедино в этих безыскусных стихах, еще силлабических по своему строению: Чем ты, Россия, неизобильна? Где ты, Россия, не была сильна? Сокровище всех добр ты едина, Всегда богата, славе причина. Коль в тебе звезды все здравьем блещут! И россияне коль громко плещут: Виват Россия! виват драгая! Виват надежда! виват благая! Скончу на флейте стихи печальны, Зря на Россию чрез страны дальны: Сто мне языков надобно б было Прославить всё то, что в тебе мило! Вернувшись в Россию, Тредиаковский в 1730 г. опубликовал сделанный им за границей перевод французского галантно-аллегорического романа Поля Тальмана «Езда в остров Любви» (1663) с приложением лирических стихотворений собственного сочинения под названием «Стихи на разные случаи». Впервые в русской поэзии появилось печатное авторское собрание лирики, в котором были помещены и стихотворения на любовную тему («Песенка любовна», «Стихи о силе любви», «Плач одного любовника», «Прошение любве», «Баллад о том, что любовь без заплат не бывает от женска пола» и др.). В них описывались «прелесть и сладкая тирания, которую причиняет любовь». Проза до тех пор тоже распространялась только в рукописях. Своим переводом – своеобразным путеводителем по «стране любви», написанным в традициях галантной, прециозной литературы, культивируемой в литературных салонах Франции (ср. роман Мадлены де Скюдери «Клелия») – Тредиаковский решал просветительские и реформаторские задачи: 1) создание «учебника жизни», прививающего дворянским читателям тонкую любовную культуру, воспитывающего чувства; 2) обновление любовной «терминологии» (и в целом литературного языка) – отказ в прозаической «мирской» книге «сладкия любви» от церковнославянизмов, ориентация на разговорное употребление культурной элиты. В программном предисловии к «Езде…» Тредиаковский заявлял: «… я оную <книгу> не славенским языком перевел, но почти самым простым русским словом, то есть каковым мы меж собой говорим… Язык славенский ныне жесток моим ушам слышится, хотя прежде сего не только я им писывал, но и разговаривал со всеми: но зато у всех я прошу прощения, при которых я с глупословием моим славенским особым речеточцем хотел себя показывать». Здесь впервые в русской литературе было сформулировано одно из основных требований классицизма ― единство содержания и формы: «Язык словенский у нас церковный, а сия книга мирская». Переводчик такого романа был объявлен церковниками «первым развратителем русской молодежи». Перевод Тредиаковского фиксировал качественные сдвиги в литературном сознании, порожденные обстановкой, возникшей в результате петровских преобразований. Тредиаковский стремился к уподоблению языка литературы языку избранной среды («благоразумнейших министров», «премудрых священноначальников», «знатнейшего и искуснейшего дворянства»). Поэтому он вынужден был допустить использование церковнославянизмов в языке поэзии, по природе своей противоположном разговорной речи, в качестве особых экспрессивных средств выразительности («вольностей, которыя можно в Стихе токмо положить, а не в прозе»). Функцию синтаксических «вольностей» выполняли в его стихотворениях латинизированные синтаксические конструкции: синтаксическая инверсия (например: «моей милой неверность», «чем день всякой провождать, / Ежели без любви жить?» и т.д.) и перемещение междометия в середину поэтической строки (например: «ныне уж надлежит, увы, мне умереть» и т.п.). Тредиаковский переносил принцип свободной расстановки слов из латинского стиха в свою поэзию, что обусловливало ее смысловую затрудненность. Когда в годы царствования Елизаветы Петровны (1741―1761) в России усилилось влияние церкви, поэт перешел к пропаганде ранее отрицавшейся им «славянщизны», провозгласив необходимость чтения «церковных книг». Сблизившись идеологически с православным духовенством, Тредиаковский сделал на него ставку как на оплот (в союзе с троном) национальной культуры. Подобная противоречивость (граничащая с беспринципностью) обернулась источником внутренней трагедии этого неординарного человека. В 1735 г. Тредиаковский публикует «Оду торжественную о сдаче города Гданска», которая наметила переход от панегирических стихов конца XVII – начала XVIII в. к оде как жанру политической лирики, выражающей темы высокого гражданского звучания, воспевающей мужество и героизм русского народа. Это первая ода в русской литературе, созданная по правилам классицизма. Она была написана по «плану» оды Н. Буало о взятии французами бельгийского города Намюра, из которой, по признанию самого Тредиаковского, он «много… взял изображений; да и не весьма тщался, чтоб… так отличить, дабы никто не узнал», откуда «взято». В том же, 1735-м, году был издан «Новый и краткий способ к сложению российских стихов с определениями до сего надлежащих знаний». В своем трактате Тредиаковский предложил дополнить счет слогов правильным расположением ударений – соблюдать равномерное чередование ударных и безударных слогов, т.е. предложил считать главным для строения стиха не равность числа слогов стихотворных строк, а одинаковое число ударений в каждой строке, чередование ударных и неударных слогов. Иными словами, Тредиаковский ввел «тонический» принцип (понятие стопы) в сочинение русских стихов. Источники этого «нового способа» – русский фольклор и французская версификация («… поэзия нашего простого народа к сему меня довела»; «… почти все звания, при стихе употребляемые, занял я у францусской версификации; но самое дело у самой нашей природной, наидревнейшей оной простых людей поэзии»). Реформа Тредиаковского не была последовательной, носила половинчатый характер. «Тонический» принцип был распространен только на длинные стихи из 11 и 13 слогов. Рифма рекомендовалась женская. Ссылаясь на установившуюся традицию, он сохранял непременную равносложность стихов и поэтому возражал против принятого в любимой им французской поэзии чередования мужских и женских рифм, во французской терминологии mariage — супружество рифм. Метафорически развивая французский термин, Тредиаковский писал, что сочетать женские рифмы с мужскими — все равно, что выдать замуж младую «европскую красавицу» за «дряхлого … девяносто лет имеющего арапа». Из всех стихотворных метров предпочтение им отдавалось хорею. Реформа Тредиаковского
жүктеу/скачать 157,5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|